— Он развелся с Татьяной, женился на другой, завел много детей, их стало нечем кормить, и он застрелился.
Так она сказала, с торжествующей ухмылкой. Я не поверил. Я никогда ей не верил. Эта новость не имела отношения к ухудшению моего состояния. Вызвали врача, но я знаю им цену лучше них самих. Уколы, таблетки, но «лучше в стационар»… Ну уж нет!
Дождавшись утренней зари, сел за руль. Обратный путь занял восемь часов. В Уртабе задерживаться не стал. На таком отдалении мачеха безвредна, мне полегчало, и я вернулся в деревенский дом нормальным. И первым делом, в связи с мачехиной черной вестью, вернулся к анализу имперской семьи. Ведь только вчера был там, где «муж и жена — одна сатана». Татьяна — тоже мачеха внутри, у Саши не было семьи. Так, видимость. В предпоследнем отпуске он сказал:
— Валера! Она на тебя так смотрит! Отбей ее у меня.
То была мольба, она его достала. Но такая интрига выше моих сил. А может, надо было? Половину удара принял бы на себя.
Тревога моя растет, нет дыма без огня. И вот, накопив энергии, я заказал телефонный разговор с Нижне-Румском, обозначив абонента «квартира Воеводы». Фамилию и адрес там знает каждый пес в подворотне.
Незнакомый голос… Вторая жена Саши, знающая обо мне достаточно. Да, Саши уже нет в этом мире. Ушел, когда сыну исполнилось три месяца. Я спросил: «Почему?» Ментовская служба, где пуля дура…Полины Диомидовны тоже нет… На долгий разговор сил не хватило. Даже имени ее не спросил…
Итак, печать на одиночестве поставлена! Вот откуда те слезы в аэропорту Нижне-Румска при прощании! Из будущего… Внутри себя я знал! И — не успел. Командировки, болезнь бессилия — мелочь, заслонившая главное. Требовалось одно — оторвать задницу от кресла или дивана и сесть в самолет. Одна встреча, один разговор — они способны изменить линию судьбы. Всевышний определяет наш удел в соответствии с тем, что мы делаем и что ценим. Выходит, не делал и не ценил…
Если сейчас впаду в депрессию, Саша не поймет. Нет, никто в этом чуждом мире не увидит моих слез и не услышит стона или жалобы. Смерти нет, имеет место переход, встреча возможна, не отменена. Все зависит от меня.
* * *
И пришел сон…
Мы с Сашей у него; но все не так, как всегда. Без улыбки, сияющих глаз, юмора… Лицо его как камень, рука ледяная. Идет нейтральный разговор, не дающий радости. Будучи во сне, понимаю, что он пришел для встречи со мной. Но оттуда нельзя вернуться каким был. Стараюсь не показать, что знаю, откуда он… А вдруг не помнит, что умер? Но через минуту ясно — помнит. И сил дано немного. Ноги его слабеют, он тяжело садится на диван, который обычно занимал я, руки все холоднее. И наконец произносит слова, ради которых явился: