Маркиз утирал слезы украдкой.
– Чёрт знает, что такое! вот уже я плачу, как ребенок! – сказал он.
Он взял обе руки принцессы и принялся целовать их одну за другой, потом вдруг вскричал гневно:
– И он не у ваших ног, язычник проклятый!
– Вы поедете со мной, я могу на вас рассчитывать, не правда ли? – спросила Леонора, уверенная теперь в победе.
– Всегда и во всем; еду, куда прикажете.
– Ну, так поскорей!.. Нельзя терять ни минуты!
Она сделала усилие и пошатнулась. Маркиз бросился поддержать ее.
– У вас сил не хватит, сказал он.
– О! хватит!.. Правда, я страшно измучилась… Все время вскачь, и по каким дорогам! Но ехать надо, и я поеду!
Карета все еще лежала на боку, а кругом толпился народ и, как водится, только рассуждал, а ничего не делал. Кто связывал веревку, кто вбивал гвоздь. С такими рабочими прошло бы несколько часов, пока можно было бы двинуться дальше.
– Бросим эту развалину и на коня! – сказала принцесса решительно.
– Да вы не удержитесь в седле!
– А вот увидите!
В ближайшей деревне нашлись лошади не только для принцессы Мамиани и для маркиза де Сент-Эллиса, но и для всех их людей. В таких случаях у маркиза было очень простое средство добиться толку: он являлся в одной руке с кошельком, а в другой – с хлыстом, и в подкрепление своих требований, говорил всего три слова:
«Заплачу или изобью!»
Ни разу эти три слова не пропадали даром. Деньги брали, хлысту кланялись, а лошадей приводили.
До Зальцбурга доехали скоро и без всяких приключений. Принцесса поехала прямо к его преосвященству епископу зальцбургскому, своему родственнику, который имел и духовную, и светскую власть над своим добрым городом и над его округом; а маркиз пустился по улицам отыскивать графиню де Монлюсон и графа де Шиври.
В гостинице ему сказали, что они уехали на рассвете.
* * *
Читатель не забыл, вероятно, что капитан д'Арпальер, навербовав себе шайку в трактире Венчанного Быка, самой гнусной трущобе во всем Зальцбурге, позволил новобранцам осушать и бить кружки, сколько угодно, но с одним условием – быть всегда готовым в поход по первому сигналу. В тот же вечер, он сообщил обо всем графу де Шиври, уверив его, что с такими головорезами он ручается, что похитит, под носом у всяких лакеев, всех герцогинь мира.
– Я не могу сказать, – прибавил он, – чтоб это были Ахиллы или Александры Македонские, способные устоять против рыцарей; очень даже может статься, что в чистом поле они больше нашумят, чем сделают дела; но с таким вождем, как ваш покорный слуга, и против какой-нибудь полудюжины лакеев, они представят вам, будьте уверены, связанною по рукам и по ногам, даму вашего сердца.