Уселись, наконец, за стол. Раб покрыл его скатертью, ветхой и нечистой. Потом принес две большие чаши – в одной хрен, в другой уксус. А вместо хлеба водрузил корзину опресноков, сухих, как песок пустыни.
– Макай хрен в уксус и ешь, – сказал Эйнан, – изысканное это блюдо необыкновенно полезно: гасит пожар в печени и для желудка не тяжело.
– Печень моя и без того холодна, хрен повредит, а уксус не поможет, – уныло возразил Иосиф ибн Забара.
– Хрен не позволяет дурным жидкостям разливаться по телу. Он остановит и черную влагу, что питает меланхолию, и красную влагу, что разжигает гордыню.
– Как врач скажу тебе – от хрена происходят темень в глазах, слабость в ногах, запор жестокий, а груди у женщин сморщиваются. Природа вещи в имени ее заключена. Скажем, природа свиньи – свинская, и природа хрена тому же закону следует. И опресноки не ко времени тут. Разве сегодня ночь пасхальная?
– Ты худое о пище знаешь, а добрым пренебрегаешь, – возразил Эйнан.
– Худое важнее знать, дабы от вреда уберечься, – сказал Иосиф.
– Вижу, не хочешь ты моего угощения. А ведь мудрый Соломон говорил, что праведный ест вволю, а чрево нечестивого оскудевает.
– Коли так, – воскликнул смущенный Забара, – наемся и я! – сказал и мигом проглотил чуть не весь хрен.
– Экий аппетит у тебя непомерный! – воскликнул Эйнан и велел рабу унести поскорей остатки хрена.
“Скупец!” – подумал Иосиф. “Обжора!” – подумал Эйнан.
– Мудрец сказал, – заметил Забара, – что у кого есть, что есть, пусть ест, как проголодается, а у кого нечего есть, пусть ест, как еда появится.
– Ешь, дружище, все, что видишь перед собой. И стол дубовый ешь, и свечу сальную, и скатерть дорогого бархата! – с досадой ответил Эйнан.
– Благословен, кто знает, что завтра увидит восход, и будет сыт.
– Кто обуздает вожделение чревоугодия, того ждет величие. Ради твоей славы мы в путь пустились. Не так ли, Иосиф?
Однако напоминание о прекрасной цели путешествия не смягчило барселонского лекаря. Трудно вырвать из сердца обиду, как из платья вытравить гниду.
Хвалы умеренности
Покончив с первой переменой кушаний, украшением которой была чаша с хреном, хозяин и гость продолжили оживленную, хоть и несколько омраченную наметившимся раздором застольную беседу, и углубились в предмет умеренности в еде.
– Для многих болезней лучшим снадобьем является подходящая пища, – изрек Забара, – и не оставляй желудок пустым на долгое время, и избежишь недугов.
– Брюхо твое желает харчей всякий час. Впрочем, не желудок ненасытен, а обжора. Боюсь, гнездятся в тебе хвори. Или забыл, что врач пример подает, и не гоже ему объедаться? – спросил Эйнан.