Она вынула из кармана и положила на освободившийся стол кулек с мятными пряниками. Грамм триста или сколько там в совок вмещается. В общем, подготовилась тетка к серьезному разговору.
Печку топить Петр не захотел, и чайник вскипятили на газовой плите, стоящей на веранде; Василий ею пользовался в основном летом, чтобы избу не греть. Чистые чашки нашлись в буфете, чай Иван Ильич не выбрасывал – что ему сделается? Через десять минут все сидели за столом и молча жевали пряники.
Кузьминична шумно прихлебывала из блюдца, Петр свой чай не трогал – ждал, когда остынет. Иван Ильич думал о коте, которого по-прежнему не было видно. Видать, придется позже все-таки тащиться через метель, чтобы обогреть хату да этого мерзавца найти.
– Дом-то худой совсем, – прервала молчание Кузьминична. – Ты ж, Вань, вчера топил, и вон как все выстудило.
– Ветер, – пожал плечами Иван Ильич.
Этот разговор ему не нравился. Несмотря на формальное одобрение Петра, неловко было напоминать, что шаришься по дому в отсутствие хозяев. Пусть и с благими намерениями.
– Худой, – покачала головой Кузьминична. – Ремонт надо, денег много уйдет…
– Кому надо, раскошелится, – отозвался Петр и залпом допил чай.
Соседка на секунду вытаращила глаза, а после как ни в чем не бывало спросила:
– А ты продавать-то за сколько думаешь?
– Тысяч за двести, не меньше.
– Да ты в уме?! Кто ж за столько купит? Развалюха-то, да на отшибе.
– Зато море рядом, городским другого и не надо.
– Это точно, – кивнул Иван Ильич.
– К лету еще приеду, – продолжил Петр, – подмажу-подкрашу – и с руками оторвут.
Кузьминична отставила чашку.
– Ну, тебе там, конечно, виднее. Совсем у городских мозги поотсыхали – такие деньги на старье выбрасывать.
– Дом не старее твоего, между прочим.
– Сравнил! Мы с Кешей – хозяева, а Васька-покойник только малевать был горазд. Одинокий мужик – это вообще что такое? Совсем хату запустил вон.
– Так сосватала бы, пока жив был, – Петр глянул исподлобья, – теперь-то чего?
Кузьминична была заметно смущена. Даже перекрестилась.
– Что теперь судачить… Да и не мое дело.
На кухне снова повисла тишина. Петр тарабанил пальцами по столу, разглядывая заснеженный огород за окном. Иван Ильич тоже нервничал: в присутствии соседки разговор то и дело уходил в ненужную сторону.
– А ведь у Василия-то завтра – девять дней! – вспомнила вдруг она.
– Разве? – поднял брови Петр.
– Ну а когда? Девятнадцатого утром погиб, завтра аккурат девять дней. Что, Петь, останешься? Помянуть-то надо. Мы поможем.
– Поможем, – поддакнул Иван Ильич, обрадованный переменой темы.