– На вшакий шлучай, – Щук растянул рот в неприятной ухмылке, – жапомните, молодцы, эту деревушку. Ту, крайнюю, шреди бережок, у шамого лешу. Жапомните как следовает. Ежели когда-нить захоцца мне туда в гошти, не хотелошь бы плутать.
Ярре отвернулся, прикинувшись, будто не слышит, будто видит только большак.
Они шли. Мильтон и Огребок, кметовы сыновья из данного набора, затянули новую песню. Не такую армейскую, добрую. Немного даже как бы пессимистическую. Которую можно было – особенно после предыдущих намеков Щука – считать недобрым предзнаменованием.
А на войне, как на войне,
Хлебнешь несчастия вдвойне.
Не важно, стар ты или млад,
Фельдмаршал, сотник иль солдат,
Уж коли смерть тебя найдет,
То стороной не обойдет...
– Вон у того, – оценил угрюмо Окультих, – должны быть бабки. Если у ево бабков нету – пусть меня в монахи постригут.
Человеком, из-за которого Окультих шел на такой огромный риск, был бродячий торговец, идущий рядом с двуколкой, запряженной ослом.
– Бабки бабками, – прошепелявил Щук, – а ошлик тоже деньгу стоит. Пошли-ка побыштрей, молодцы.
– Мэльфи, – схватил Ярре бондаря за рукав, – разуй глаза-то! Не видишь, к чему дело идет?
– Так то ж всего лишь шуточки. – Мэльфи вырвал рукав. – Шуткует Щук, шуткует.
Двуколка торговца была одновременно ларьком и могла превращаться в прилавок за несколько минут. Конструкцию, которую тащил осел, украшали яркие, с размахом намалеванные надписи. Судя по ним, торговец предлагал бальзамы и охранные амулеты, эликсиры, фильтры и магические притирки, стиральные средства, а сверх того искатели металлов, золотого песка и трюфелей, а также безотказные приманки для рыб, уток и девок.
Торговец, худой и сильно придавленный бременем лет субъект, оглянулся, увидел их, выругался и подогнал осла. Но осел, как всякий осел, и не думал идти быстрее.
– Начну-кось я с ево, – тихо бросил Окультих. – Да и на тележке чегой-нибудь отыщется.
– Ну, молодцы! – скомандовал Щук. – Раз-два! Управимша ш делом, пока мало швидетелев на большаке.
Ярре, не понимая, откуда у него вдруг взялось столько мужества, несколькими большими шагами опередил компанию и обернулся, загородив от них торговца.
– Нет, – сказал он, с трудом выдавливая слова из перехваченного спазмом горла. – Я не позволю...
Щук медленно распахнул кафтан и показал засунутый за пояс длинный нож, даже на глаз острый как бритва.
– А ну, отойди, пишарчук, – зловеще прошепелявил он. – Ешли шея дорога. Я думал, ты пригодишша в нашей компании, ан нет, уж шлишком тебя, погляжу, твой храм швятым шделал, шлишком уж ты ладаном провонял. А ну, отштупи ш дороги, иначе...