Юноша жил в этом Доме по праву рождения. Маал располагал стандартным жилым отсеком площадью 5 м2 – вполне достаточным для одного человека. Отдельно от родителей – Шадиша и Мары он стал жить в 14 лет, как и большинство его сверстников. С родителями у Маала не было ничего общего. Они были обычными, такими, как все. Откуда же у него это неуёмное любопытство, не дающее спокойно спать по ночам, склонность к нелепым фантазиям и мечтательность? Так долго ждавшие разрешения на появление ребенка Шадиш и Мара, наверняка, были обескуражены тем, кто у них получился. Удивительно, что они вообще родственники.
Численность населения в Доме строго контролировалась. Чтобы кто-то мог родиться, сначала кто-то должен был уйти. Как ни парадоксально это звучит, но старики часто цеплялись за жизнь до последнего, словно в преклонном возрасте они начинали понимать о ней что-то важное, что ускользало от молодых. Поэтому никого не удивляло, когда молодые люди уходили добровольно, не видя смысла в своем существовании. Событие это было вполне будничным, рядовым, не имеющим никакого значения для прочих обитателей Дома – несколько вдохов отравляющего газа и жизнь покидала тело, которое становилось ценным источником белка и подлежало переработке. Обычное дело.
Жилые отсеки занимали лишь незначительную часть Дома, куда больше места отводилось под системы жизнеобеспечения, производственные комбинаты и лаборатории, позволяющие ему успешно функционировать. Транспортные желоба опоясывали грандиозное сооружение по спирали. Капли, поблескивая боками, сновали вверх и вниз между уровнями. Выскакивая наверх – за границу облаков, капли вспыхивали всеми цветами радуги, словно утренняя роса на восходе Солнца. По сути, каждый Дом представлял собой целый город – самодостаточный и мобильный. Люди являлись лишь необходимыми винтиками в этой машине. Вот только их было слишком много. Поэтому большинство людей бездельничали, не находя себе применения. Да не очень и рвались, честно говоря. Работа – это так скучно и утомительно. Но не для Маала. Ему и работы было мало. Маал томился и тосковал сам не зная, о чем.
Однако был в его жизни период, когда юноша был счастлив или, по крайней мере, считал себя таковым. О, Аруза, – такая же недалекая и ограниченная, как и большинство людей, но невыразимо прекрасная, само совершенство без малейшего изъяна. Её слегка сплюснутый на висках и вытянутый на затылке череп был безупречен: идеальной формы, гладкий, блестящий, с шелковистой, нежной кожей, покрытый изящными, витиеватыми узорами по последней моде. Аруза начисто была лишена того недостатка, который причиняем массу беспокойства женщинам – волосы на ее голове не щетинились островками и не пушились чахлой порослью тут и там. Они просто не росли вовсе, как и должно быть у всякой уважающей себя красавицы. Огромные карие глаза девушки были самыми большими из тех, что ему доводилось видеть. Почти прозрачная кожа того нежного, изысканного оттенка, что раньше именовали «кофе с молоком» обтягивала тонкую шейку и длинные руки, давая возможность рассмотреть каждую венку с пульсирующей кровью. Вся она была легкой, невесомой, воздушной, словно тень на стене.