Не понимает. Тому виной – та же красота. Окружающие настолько часто превозносили, что мнение некоторых принимается за единственную и непогрешимую истину. Женщина, которую хотят многие, должна помнить, что всегда найдутся и те, кто не хочет. Таких берут другими средствами.
Жанна кривится, но объяснять очевидное считает бессмысленным. Она продолжает:
– По легенде, я – твоя подруга с неудавшейся судьбой. Я пережила изнасилование и теперь боюсь мужчин. Боюсь их рук и ласк. Губ и тел. Ты очень переживаешь за меня и мое будущее. Поможет твой приятель бедной девушке вернуться в норму?
– В принципе, шанс есть. – Лиза прикидывает, улыбаясь происходящему в фантазиях. – А другие варианты?
– Сбежала от мужа. Муж был сволочь, ничего кроме грубой классики не признавал, прелюдии ненавидел… А хочется любви и нежности.
– Первое было лучше.
– Тогда просто: я фригидна. Точнее, как бы думаю, что холодна, что ничего не чувствую и чувствовать не могу. Меня нужно пробудить от спячки, снять заклятье, развеять черные чары. Чем не повод помочь бедняжке?
Лиза в восторге.
– Еще!
– Тираны-родичи выдают за гнусного старикана в надежде на его деньги, а я берегла честь для прекрасного принца, не хочу отдавать ее озабоченному мерзавцу, одна нога которого уже в могиле. И как бы жажду подарить самое дорогое последнему хорошему человеку, которого встречу до ненавистной свадьбы. То есть, именно сейчас и ему. Завтра будет поздно. Он же не Павка Корчагин, не откажет в последней просьбе несчастной красавице.
– «Отдать честь» сможешь достоверно? Впрочем… – Лиза понимает: изображать что-то или оправдываться будет не нужно, дело будет сделано.
– Еще вариант: люблю женщин, а мужской любви не знала. Или знала, но столь плоско и бездарно… Потому и полюбила женщин. Необходима приятная помощь в возвращении в лоно нормальных и правильно любимых.
– Неплохо. – Лиза задумчиво примеривает ситуацию к конкретному несокрушимому объекту.
– Еще можно сказать, – продолжает Жанна уже не столь твердо, – что боюсь разочаровать намечающегося мужа. Жениха. Тот ждет от меня праздничного торта, а я, кроме пресной овсянки, ничего не умею.
Лиза отрицательно машет головой:
– Если Кирилл на минуту выйдет из роли благородного рыцаря и отождествит себя с этим женихом, чья невеста ищет учителей на стороне…
– Согласна.
Некоторое время они сидят молча. Хороших новых мыслей нет. За плохие самим стыдно.
– Остановимся на первом варианте, – бросает Лиза, – с как бы произошедшим насилием. Забьешься в угол, будешь смотреть волком. Можешь кидаться на стены, рвать на себе волосы и одежду. Наше с ним дело – успокаивать, теплым сочувствием и лаской стараться уложить в постель и вылечить. Вернуть к жизни. Если он будет меня стесняться, уйду под каким-нибудь предлогом.