- Ка-пи-тана, ка-пи-тана! Сисы, сисы!
- Ну и что "сисы"? - спрашиваю, думал, он меняться хочет.
А он их протягивает через забор: вот, мол, тебе часы, а сам на себя показывает, стучит в грудь и пальцами по ладони перебирает: "Я, мол, пойду к мадам..." - говорит и на руках будто качает что-то: "Вуа-а! Вуа-а!.." - ну, что у него где-то там "мадам" и ребенок, домой надо... Я говорю: "Э-э, милый мой!.. Нельзя. Часы-то себе оставь, мадам отвезешь, а это вот нельзя..."
Тут началась пантомима!
Он принялся канючить, но все жестами: "Ка-пи-тана! Ка-пи-тана!" Бормочет и руками показывает: "Ты и я - друзья! Помоги мне! Вот будешь обход делать... - Он изобразил, как я иду с караульными вдоль ограды, - а я..." он постучал себя по груди, лег на землю и пополз под нижний ряд колючей проволоки; подсунул голову и стал - уже с этой, с моей, стороны - озираться: вправо, влево, на меня и потом... Взгляд его устремился куда-то вперед.
Я невольно повернул голову в ту же сторону - там, сразу за дорогой, лежала ровная открытая земля, поросшая жухлым осенним бурьяном; вдали, у горизонта синели силуэты невысоких маньчжурских сопок.
"Что он там увидел?" - успел я подумать.
И обернулся - за оградой смеялась вся японская кухонная команда. Кунимодо уже поднялся с земли и смеялся вместе со своими солагерниками. Но те-то далеко у него за спиной, а этот рядом стоит, и в глазах у него вовсе не смех - вопрос. Напряженный и опаляющий. Я сделал вид, что разделяю это ихнее военнопленное веселье, для вида ругнул его и погрозил: брось, мол, эти свои шуточки!
Обернулось все хохмой и забылось.
Наши с ним "разговоры" повторялись почти ежедневно, как хорошо отрепетированный спектакль, представление. Солдаты - и наши, и японцысобирались вокруг, развлекались. У Кунимодо на кухне меч самурайский был: мы из кучи трофейной вытащили, отломили половину и ему отдали. Инструментов кухонных никаких не было, он им и мясо рубил, и капусту шинковал, и лучину строгал. А как народу побольше вокруг соберется, он схватит это бывшее офицерское холодное оружие за ручку - эфес-то у этого меча длинный, возьмется за него двумя руками и начинает!
Поставит этот обрубок прямо перед головой на протянутых руках, вдруг резко так закричит, сам себе что-то скомандует и этой саблей то вправо махнет, то влево! То ноги носками в разные стороны поставит широко, присядет будто, коленки прямо как стулья сделаются! То вокруг себя начнет вертеться! А саблей-то все машет и все какие-то команды кричит, резко так, коротко... Солдатики наши соберутся вокруг, со смеху за животы хватаются! Да и с ихней стороны, как только начинались наши с ним "собеседования", подходили группами, вокруг него толклись. Гогот, бывало, катится по обе стороны колючей проволоки.