* * *
Спать хотелось смертельно.
Обычно, если человек не высыпается, это можно некоторое время вытерпеть и даже сохранить работоспособность. Однако чем больше без сна, тем тяжелее. Даже без воды человеческое тело может прожить неделю. Без сна не проживёт и нескольких дней. Поначалу человека будет морить (то, что называется «клевать носом»). Потом он начнёт засыпать в самых неподходящих местах. Если эксперимент продолжить, то на вторые-третьи сутки человек потеряет контроль над собой и начнёт проваливаться в сон на ходу во время еды или разговора, засыпать стоя. Следующая ступень наступает, когда он может упасть и уснуть прямо во время ходьбы, даже не поняв, что произошло. Не известно, можно ли человека заставлять не спать насильно бесконечно долгое время. Наверное, нет, иначе человек просто умрёт. Или того хуже, сойдёт с ума. Не случайно, одной из самых изощренных пыток считается, когда человеку не дают спать.
Состояние, которое сейчас переживал Кеос, тоже было похоже на пытку: и не сон и не явь. Кеос не спал, но делал всё исключительно по инерции, словно в глубоком хмелю, когда мысли уже исчезают, но тело ещё помнит, как двигаться.
Вчера, к примеру, Кеос весь день ездил, передавал донесения из конца колонны в её начало. От Аминты к царю и от царя к Аминте. Армия растянулась на два часа пути рысью. Так и ездил Кеос весь день вдоль колонн гоплитов. Они, видя молодого, уставшего, выпадающего из седла всадника, подбадривали его. Интересовались новостями. Кеос в ответ благодарно шутил, рассказывая про прекрасные края, которые уже заждались их там, за горизонтом. Он, мол только что видел. Спрашивали гоплиты и о насущном, но, в основном, о воде и стоянке. Что он мог ответить им? Скоро, скоро! Вон за тем холмом! Или нет, за следующим. С похабником Агафоном они, бывало, весело перебрасывались о том, какие сладкие их ждут в Индии девушки, как они должно быть, хорошо танцуют и как могут ублажать своих мужей. А уж, какой у них голосок, а уж как они поют… Другой воин – Григорий мечтал, как вечером он пойдёт в обоз, как там его будет ждать Зейнура, пленная персиянка-рабыня, которую он вот уже полгода собирался взять в жёны. Воины подначивали:
– Ну, как, Григорий, сколько раз ты сегодня уже женился? – Если у здоровяка Григория было настроение, он отвечал весело: – Женился никак не менее трёх раз, – и все ржали. Если же настроение было неважное, Григорий хмурился, впрочем, это было лишнее. За целую стадию итак было видно, что у Григория нет настроения, он мрачен как туча, и тогда к нему никто не лез. Ибо Григорий был настолько же силён, насколько бывал весел или мрачен. Проверять же на себе его силу никому не хотелось. Тем более что дрался Григорий грубо и безжалостно. Для него словно не было понятия усталости. Он рубил, рубил и рубил врагов словно заведённый. Дротики от него отскакивали, мечи ломались, ножи… Однажды один из «бессмертных» умудрился воткнуть ему в ногу нож. Просунул под щитом, в надежде подрезать наступающего в фаланге передового гоплита, и сделать брешь в колонне. Подрезать ему удалось. А вот сделать брешь не получилось. Нож глубоко проник в ногу и застрял, воткнувшись в кость, а когда перс пытался его вытащить – сломался. Как рассказывали, Григорий в ответ на это, опустил щит и посмотрел на перса в упор. Потом вытащил из ноги осколок ножа и с презрением бросил его в глаза обалдевшего перса. Тот в ужасе ретировался за щиты своих товарищей. Крови почти не было, и Григорий, как ни в чём не бывало, продолжал сражаться, хотя лекари потом переглядывались между собой и удивлялись, как кость могла выдержать такой подлый удар, даже не дав трещины. Григорий, по-видимому, испытал жуткую боль, но никак не подал вида, а впоследствии лишь немного прихрамывал. Походив в бинтах около недели, Григорий потом и вовсе перестал ходить на перевязку. После этого за ним закрепилось прозвище «Стальная кость», и о нём стали складывать легенды, как о человеке, не испытывающем боли, в которого можно втыкать ножи, но они будут ломаться.