В этот момент погас свет. Генри подошел к выключателю, несколько раз нажал на него – безрезультатно, света не было. Он проверил брюки: карманы были пустыми, телефон он уже отвык брать с собой. Слабое лунное свечение попадало в галерею сквозь три окна. Понадобилось около десяти секунд, чтобы Генри смог сориентироваться в комнате и что-то увидеть. Однако он увидел даже больше, чем рассчитывал.
На него смотрело множество пар глаз. Неживых глаз, изображенных на картинах в неживых, нарисованных маслом глазницах. Было жутко. Он смотрел на портреты слева направо, медленно пятясь назад. Ему казалось, что на некоторых картинах глаза словно светились. Он бы предположил, что это лунный свет отражается от полотен, но окна располагались на той же стене немного дальше так, что слабый свет, пробивающийся сквозь стекла, никак не попадал на картины. Однако глаза горели. Генри снова стал подходить ближе.
– Одна, вторая… – считал он, говоря шепотом. Он заметил, что глаза «горели» не у всех. Генри присмотрелся: юная Кларисса, взрослая Оливия, маленькие девочки, изображенные рядом с Абигейл и еще один портрет, которому он никогда не придавал особого значения: молодая девушка, также определенно жившая в викторианскую эпоху. Генри готов был поклясться, что кисть, написавшая этот портрет, принадлежала тому же автору, то написал и портрет юной Клариссы – ее мужу Чарльзу. Почему именно они? Генри подошел ближе к портрету неизвестной ему девушки, потом к портретам Абигейл и ее маленьких дочерей. Серьезная девчушка, чье изображение висело справа от матери – одно лицо с той девушкой. Может ли это быть один и тот же человек? Было темно, но глаза горели одинаково. Казалось, он видел это лицо не только на холсте. Генри напряг память… Фото с чердака? Да, возможно, девушки были похожи. «Какой же там был указан год? Кажется, 1970». Генри снова стал пятиться, чтобы рассмотреть общий вид галереи.
Шуршание. Он резко повернул голову вправо и заметил пышную черную юбку.
– Кларисса? – негромко позвал он. Юбка скрылась в коридоре, продолжив шелестеть там. Генри пошел за ней. – Кларисса! – позвал он немного громче.
– Генри? – услышал он голос Клариссы за своей спиной. Женщина в белом шелковом халате, накинутом на ночную рубашку, шла со стороны галереи, держа в руках подсвечник с тремя горящими свечками.
– Но… – начал было Генри. – Платье… Я видел платье, – сказал он.
– Платье? – удивленно переспросила Кларисса и взглянула на свой белый халат. Ее волосы были распущены и спускались с плеч на грудь волнистыми локонами. Генри бегло посмотрел на нее (совсем не так, как привык смотреть его внутренний художник), затем он повернулся в сторону, в которой видел и слышал платье.