– Это какое-то безумство, – сказал негромким голосом Генри, отступая назад.
– Чего ж безумство, сынок? – мертвый папаша остановился на месте и удивленно развел руками. – Что безумного ты нашел в смерти? Смерть – это один из самых естественных процессов жизни, а иногда даже один из самых желанных. Как, например, в моем случае… Только знаешь, сынок, я рассчитывал здесь встретить маму…
– А встретил меня, – перебил его Генри.
– О, нет, – возразил тот, – тебя я не встречал. Ты меня – да, но не я тебя.
– А есть разница?
– Конечно! Я тебя теперь могу видеть все время. Особенно здесь, пока твои мозги напоминают желе… А вот ты меня встретил случайно. Ну, или преднамеренно…
– Что значит: преднамеренно?
– О-о, – заулыбался труп, – а вот и правильные вопросы! Здесь, на этой стороне, мой дорогой, действуют свои законы. Но там, куда ты попал, эти законы кое-кто переписал. Там действует иной уклад, идущий из глубокой древности.
– Кто переписал эти законы? Что за уклад? – громко спросил Генри.
– Спроси это лучше у них, им известно об этом месте гораздо больше, чем мне, – мертвый Харрис улыбнулся и стал пятиться в темноту. – Я в этом мире новичок, а в этом лесу и уж тем более в том доме – я чужак. В отличии от них и тебя…
Продолжая улыбаться, бледное лицо стало исчезать, сливаясь с тенью леса. Генри стоял на середине земляной дороги, когда услышал за своей спиной шелест. Шелест от ее юбки, он не сомневался, он уже знал этот звук и даже привык к нему. Пытаясь переварить в своем «киселе», как выразился мертвый папаша, информацию о том, что сам родитель преставился, Генри обернулся и шагнул на шум. Он осторожно отодвинул рукой нависающую ветку и увидел ее – Абигейл Дункан.
На фоне сумеречного леса Генри отчетливо рассмотрел бледное лицо и бледные руки, лежавшие на плечах высокого мужчины в черном. Его он тоже узнал: это был тот самый не совсем живой приятель, который огрел его лопатой по голове. Пара не замечала Генри, словно они были здесь одни, и Генри потом понял, почему: сквозь них он мог видеть продолжение леса, а значит эти призраки предстали перед ним в той самой (приятной глазу) ипостаси призраков, в какой современному человеку кинематограф преподносит их чаще всего. Пока Генри думал над этим, у женщины в руке оказался большой нож с загнутым острием, который она без промедления вонзила в живот мужчине в черном. Она пристально продолжала смотреть ему в глаза, вспарывая живот до тех пор, пока нож не уперся в ребра. Мужчина смотрел на нее глазами, полными любви и боли, когда она, бросив нож на землю, засунула руку ему в грудь по самое запястье. Резко рванув руку на себя, она извлекла из груди мужчины еще бьющееся сердце. Тот упал, а Абигейл, бережно держа кровавый насос в своих руках, поднесла его к лицу.