– Точно! – раздался голос Джона чуть поодаль. – Он молодой, месяцев пять, не больше!
– Тогда есть еще трупы, но не в Москве, а значит…
– Он приезжий, – закончил Джон, выходя из кустов. В пальцах он мял серый комочек. – Его пух. Под линькой, совсем молодой.
И тут Эд заметил, что Джон улыбается, смотря на комочек шерсти.
– Знаешь, что это значит, Эд?
– Его можно воспитать.
– Точно! Я думал, что эта тварь приехала из Сибири, и что уже стара для обучения. Но этот волк, Эд, его можно научить жить. Это становится интересно, – Джон поднес шерсть к носу и втянул запах. – На, запомни, – протянул он Эду.
Ученик тоже внюхался в кислый, густой запах шерсти.
– Что дальше? Будем трясти вампиров?
– Конечно. В этом городе обязательно найдется гнездо, а в гнезде и темные личности.
Джон похлопал Эда по плечу, и они пошли назад к машине.
Охота изнуряет, высушивает. Входя в Охоту сильным добытчиком, выходишь из нее дряхлым старцем, пусть не внешне, но внутренне. Все время в напряжении, все время в ожидании рывка. И продолжаться это может не неделями, но годами, десятилетиями. У тех, кто за гранью мифов, вечность впереди, и десять лет для чудовища, и уж тем более для живого мифа – не срок. Но время, проведенное в засадах, тенях больших городов и диких лесов, растягивается в разы, и десять лет кажутся сотней. Москва – большой город, в котором не прячутся вампиры. Их можно было встретить в любом баре, кафе, клубе, но найти нужного, того, кто что-то знает, – сложно. Эд и Джон пять дней подряд слонялись по клубам, ища кровососа старше хотя бы тридцати лет, но все попадался молодняк. Спокойный, вежливый и порядочный молодняк. Никто не бегал от волков, никто не пытался остаться незамеченным. Охотников встречали с улыбками на лицах, предлагали выпить, показывали документы и разрешения на умеренное потребление крови. Видя подобные документы, Эд начинал вскипать от ярости, но не подавал виду. Вот же разные миры по двум берегам Днепра…
После каждой ночи Эд перекусывал наспех и ложился в кровать, но не мог уснуть, если не зажигал лучины Даши. Поначалу он задремывал, но тут же просыпался – ему виделись клыки, когти, жаркая кровь, струящаяся по шкуре, ощеренные морды волков. Но вот он один раз зажег лучину, второй, и уходил в сладкий крепкий сон до вечера. И каждый раз ему снилась Даша, как она вылезает из футболки, которая на несколько размеров велика; как она гнется кошкой во время любовного экстаза; как она гладит его щеку. В последний миг сна Эд улавливал ее аромат где-то рядом и просыпался. Несколько раз моргал, смутно понимая, что сонное наваждение ушло, растворилось, и тогда просыпался совсем. Он жег лучину, чтобы видеть ее каждую ночь.