И как только я принял решение сбежать, стало лучше. Я был послушным и мягким. Приходил в школу вовремя. Делал уроки, как Элле того требовал. Он считал, что все налаживается. Ему не приходило в голову, что я скучаю по нему заранее. Мне перестало хватать его днем, и иногда после наступления темноты я забирался в его комнату на втором этаже, хотя Эллеке и говорил, что если его отец меня увидит, то убьет нас обоих. Пусть так… некоторые вещи стоят того, чтобы за них умереть. Мне нужно было лежать с ним рядом, касаться его, хотя мне и было при этом грустно до боли от его убежденности, что мы друг другу ближе некуда, в то время как связь между нами истончилась до прозрачности. Мне все-таки удалось его обмануть. Мне хотелось бы быть таким, как он: доверчивым, открытым, искренним с близкими людьми. Я устал от собственных злости, холодности, вечных психов, ночных блужданий из угла в угол.
– Элле, почему ты терпишь меня? У меня нет воли, я веду себя как настоящий кретин, – спросил я однажды, прижимаясь к нему в темноте.
Он погладил меня по волосам.
– Это не так. Нет, ты как заблудившийся ребенок. Путаешь реальные опасности и мнимые. Не понимаешь, что тебе делать, куда идти.
И я подумал: «Нет, это ты не понимаешь, что постепенно, изо дня в день, я бросаю тебя». Я решил, что уйду не позже чем через месяц, не дожидаясь наступления серьезных холодов, ведь зима приближалась.
Все случилось само собой. Я не верю в судьбу и прочую ахинею, но тогда у меня возникали мысли, что эти события, заставившие меня убежать, были не случайны.
У нас в классе был один парень, Свин. Уже не помню его настоящего имени, да и после того, как я однажды назвал его Свином, все звали его только так. Он был довольно толстым, с курносым носом и привычкой втягивать в себя воздух с громким хрюкающим звуком. В придачу он был тупым и злобным, как самый настоящий кабан. Наши отношения всегда были сомнительно окрашены, а после того, как я наградил его прозвищем, засияли как капли бензина на мокром асфальте.
Странная дружба между маргинальным скандалистом и безупречным умником сама по себе вызывала вопросы, и, конечно, у наших одноклассников возникали подозрения о ее истинной сущности. Небеса готовили им чудный подарок…
Я уже недели три как не трепал нервы Эллеке, и он, забывшись и впав в эйфорию, поцеловал меня посреди улицы. В нашей стране двум людям одного пола этого не рекомендуется делать в принципе, а уж если за вами подсматривают чьи-то злобные маленькие глазки… Разумеется, Свин растрепал всем.
Подтверждение было получено, и поднялась волна грязи. Они знали, как меня раздавить: они не тронули меня, но вгрызлись в Эллеке. Он был слишком хорош, они так долго мечтали унизить его и теперь получили возможность. Каждое гадкое словечко, брошенное в Эллеке, вонзалось в меня, как гвоздь. И я думал на полном серьезе: может, убить их? Принести в школу нож. Порезать стольких и так сильно, как только смогу. Что я теряю, в конце концов? Я уже конченый, моя жизнь кончена. Хотя Эллеке первым бы бросился остановить меня.