– Ты зря стараешься! Твои каракули никому не сдались! И без денег тебе не поступить в универ, а вот богачка Светлова поступит и мигом отвернется от тебя!
Настя шла спокойно, не оборачиваясь и не сбиваясь с шага. А я не смогла. Я вернулась к Рыжковой. Та продолжала стоять посреди холла в окружении притихших зрителей, опираясь на своего «фонарного» качка.
– Не суди по себе, – сказала я. – Настя поступит, куда захочет, потому что талантлива. А вот ты…
– Да оставь ее, Алина! Серьезно! – крикнула Настя. Они с Машей уже стояли возле лестницы и собирались спуститься. – Пошли!
Я кивнула и развернулась. Сзади послышался судорожный вздох. Быстрые шаги. Я обернулась, но поздно: Рыжкова со всей мощи налетела на меня, и я упала на спину. Из меня вышибло дух, а Рыжкова дала мне хорошую пощечину. И еще одну. И еще. Я глотнула воздух, в ярости выдохнула, а потом схватила Рыжкову за плечи и толкнула. Рыжкова вцепилась мне в запястья и давай их выворачивать. Я вскрикнула, замолотила ногами.
– Это что здесь происходит?!
Завуч появилась как раз вовремя, и Рыжкова нехотя меня отпустила. Я встала, отряхнулась, потрогала руки. Испепелила ее взглядом. Виновато взглянула на завуча: та стояла, скрестив руки на груди, и грозно сверкала очками.
– Я напишу замечания вам обеим! И позвоню родителям! – пригрозила завуч.
Будто не слыша ее, Рыжкова прошипела:
– Вот видишь! Ты беспомощная, как червяк! И твои деньги тебе не помогут!
– Поговори еще у меня, Рыжкова, – погрозила завуч. – А ну вперед ко мне в кабинет! А вы все быстро по домам!
– Ты в порядке? – спросила Настя, когда мы шли вниз.
– Все в норме, спасибо, – отозвалась я, хотя щеки горели огнем. Посмотрела на Машу, которая шагала, так низко опустив голову, что я побоялась, как бы она не свалилась. Спросила ради приличия. – Ты в порядке, Маша?
– Все хорошо, – прошептала Маша. В ее голосе послышались слезы.
Настя сочувственно погладила ее по спине и посмотрела на меня:
– Ты еще на тренировку?
– Ага.
После уроков я ходила на тренировку по легкой атлетике. Я не особо любила ее, но любила побеждать, а бегать у меня получалось неплохо. И после тренировки я чувствовала прилив сил, казалось, будто за спиной вырастали крылья, которые могли унести тебя, куда захочешь.
Когда я, вспотевшая и уставшая, вернулась в раздевалку, то увидела на подоконнике тетрадь. На обложке было написано, что тетрадь принадлежит Ножовой Марии. Я рассеянно ее пролистала, увидела алгебраические формулы и закрыла. Похоже, Маша с расстройства ее оставила. Я вернула тетрадь на место и принялась переодеваться. Вспомнила, как Маша всхлипывала, и пожалела ее. Она не виновата, что такой родилась, как сказала бы Настя. Я взяла телефон и позвонила.