Эта мысль мне не понравилась, заболела голова. Вообще-то последние несколько дней она болела всегда, но иногда становилась сильнее, иногда – ослабевала. Я гадала о причинах. Потому что я в выпускном классе и не определилась с профессией? Потому что я слишком много думаю о вещах, о которых думать не стоит?
И не помогало ничего: ни обезболивающие, ни холодный душ, ни тренировки и прогулки на свежем воздухе. Очень странно, у меня никогда не было таких продолжительных головных болей.
В дверь постучались, и вошла мама. Похоже, она только вернулась с работы: на ней был деловой серый костюм в узкую полоску, а каштановые волосы растрепались от ветра. Увидев это, я принялась машинально приглаживать свои собственные. Мои волосы слегка завивались, а мамины были идеально гладкие, и иногда по утрам я ей завидовала.
– Ты какая-то бледная, – вместо приветствия сказала мама. – Что-то случилось?
– Голова болит, – пробормотала я.
Мама с беспокойством потрогала мой лоб и спросила:
– Может, завтра пропустишь школу и сходишь к врачу?
– Ерунда, – отмахнулась я и рассмеялась. – Это организм никак не хочет принять осень, вот и все!
– Да, возможно, – мама несколько раз кивнула. – Здесь душно и много выхлопов. После горного воздуха дышать всем этим… – Она покачала головой. – Ладно. Открой хотя бы окно.
– Все нормально, – я спрыгнула с подоконника. – Сейчас схожу в душ, и все пройдет. Когда приедет папа? Что будем готовить?
Уже в душе под шумом воды я с горечью и облегчением подумала, какая же мы счастливая семья, раз беспокоимся о таких вещах, как головная боль. Вспомнила обшарпанные стены квартиры Маши и темноту подъезда и передернула плечами. В таких условиях на такую мелочь даже не обратишь внимания.
Маша Ножова чувствовала себя скверно. Так происходило всегда, когда кто-то из «крутых» ребят задирал ее. А задирать ее было легко – она не могла ни ответить, ни дать сдачи.
Мама уже легла спать, а Маша все сидела и читала. Пыталась читать. Но перед глазами проносились все те унижения, которые с ней когда-либо случались – и не только сегодня, когда ее сумку елозили по полу и пинали. Маша не заметила, как по щекам заструились слезы. Из книги она не поняла ни строчки.
«Почему я такая? – взвыла она. – Почему не могу постоять за себя, как вон Светлова или Настя? Почему я терплю это все?!»
При воспоминании о Светловой, ее решительной походки и стального взгляда, каким она одарила Рыжкову, Маша ощутила зависть. За завистью хлынул стыд, потому что Светлова приходила прямо сюда, и видела, в каком старом, изношенном доме она живет. Наверняка, шагая по грязным ступеням, она морщила нос и радовалась, что живет не в таком месте. Подумав об этом, Маша решила, что Светлова скорее ей не нравится, чем нравится – несмотря даже на то, что так любезно принесла тетрадь. И зачем? Пожалела ее? «Ну да, я же такая жалкая»…