— Да кому там ходить? Дай поспать.
— Я их спрашиваю. Через дверь, конечно. «Кто тут?» И опять — бу-бу-бу… да шу-шу-шу… И вроде бы как побежало… побежало…
— Да ну тебя! Что там побежало?
Отобрав у Гаши фонарик, влезши в тапочки, я бесстрашно отправляюсь с дивана наружу.
Тишина глухая.
Сад сплошь залит белым сырым туманом.
У крыльца, улегшись у охапки свежего сена, лениво жует теплая корова Красуля.
— Вот тебе все твои «шу-шу-шу» и «бу-бу-бу». Нечего ее было тут привязывать. Могла бы и в гараж поставить…
Гаша отбирает у меня фонарик и светит в сторону.
— Да? А это чего?
Трава некошеная (все руки не доходят!) примята двумя колеями, значит, действительно кто-то открывал ворота и заезжал на подворье.
На траве высится какой-то бугор, аккуратно прикрытый от сырости пленкой. На пленке капли предутренней росы.
Я иду туда.
— Подожди. Может, это тебе бомбу подложили?
— Бомбы так не подкладывают.
Я откидываю мокрую пленку. Под нею аккуратно составлены картонные магазинные ящики и упаковки с этикетками и эмблемами всяких «Сони», «Самсунгов» и прочих электронно-опупительных фирм.
— Телевизеры, что ль? — пятится Гаша. — Может, ворованные? Наворовали и тебе подкинули, Лиз. Сейчас нас Серега Лыков за цугундер и в кепезе.
— Банда организованных преступных женщин во главе с известной рецидивисткой Лизаветой Басаргиной!
— Да помолчи ты! Свети лучше.
Я отдаю ей фонарь, оттаскиваю в сторону одну из громоздких упаковок и, ломая ногти, сдираю скотчи, выкидываю невесомые поролоновые прокладки и упаковки и опрокидываю ящик набок.
В нем черно поблескивает стекло.
В общем, я вылупливаю из упаковок потрясный компьютерный монитор, правда с тыльной горбиной, а не плоско новомодный. На двадцать четыре дюйма.
— Я же и говорю — телевизер! Ни хрена себе! Че это? Гляди, гляди, а это что? Ничего не понимаю. А это?
Я уже добираюсь до компьютерного блока в соседней упаковке. И балдею окончательно.
— Вот это машина. Не иначе как с пентюхом высшего класса…
Агриппина Ивановна уже влезла по задницу в штабель, сопя, что-то там рвет и дергает.
— Ты сюда глянь. Вот эта хрень как назывется? Тяжеленная…
— Ксерокс.
Гаша выволакивает с самого низу небольшую, типа обувной, картонку, тоже в скотче.
— А это легонькое. Открыть?
— Ну?
Гаша открывает коробку, смотрит внутрь и издает странные звуки — с клекотом, смехом, шипением и клацанием зубов — так могла бы радоваться древняя паровая машина на собственной свадьбе.
Я смотрю в картонку. В картонке лежит пачка сотенных рублевых купюр. Сверху незапечатанный конверт. Я вынимаю из него и подношу к фонарику листик с отпечатанными на принтере словами: