Получает в этот день свое и Кузьма Михайлович. Но уже под вечер. Его достала бывшая супруга, мадам Чичерюкина, не без насмешки разглядывающая, как наш волкодав возится в моторе своей «Волги», изображая жуткую техническую занятость.
— M-да… Допустили меня, стало быть, через ворота к твоему телу, Кузя. Как там в песне? «Вот парадный подъезд, по торжественным дням…»
— Это не совсем в песне, Марь Васильевна. И — если можно — ближе к делу.
— Можно. Конечно, у меня теперь свой бизнес, Кузьма Михайлович. Я зарегистрировала такую фирмочку… Мои девочки окна в офисах моют… Жить же на что-то без тебя надо. Тем более дети… Кстати, и у вас окна не очень… Мыть пора! Между прочим, у нас недорого.
— Я тебя слушаю, Марь Васильевна.
— Да это я тебя должна слушать.
— В каком смысле?
— Да я тут в бухгалтерию твою звонила… Нет, я на всю сумму не претендую… Так… Сколько не жалко… Лучше половину… Пятьдесят процентов…
— Это что ж за проценты такие?
— Так говорят, твой тебе жалованье только что прибавил.
— Врут, Марь Васильевна.
— Как это врут?
— Я тебя когда-нибудь в петях-метях обманывал?
— Только на пиво.
— Ну вот видишь.
— Чего ж это он так-то с тобой? Когда еще нанял бобиком работать, конуру сторожить. Мог бы за выслугу лет расстараться, подкинуть там… наградные какие?
— Марья, ты ж не за деньгами пришла.
— Догадался? Чекист… Я на твою рожу посмотреть пришла. Бросила тебя твоя рыжая? Смылась!
— В бухгалтерии сообщили?
— А это неважно. В общем, все верно. Это только я, дура, такого терпеть могла. Ну кто ты есть? Сапог! Хотя и офицерский. А она! Иностранка! Хотя и прибалтийская. Ну и как же ты теперь, Кузя? Ко мне сунешься? А я вот тебя не приму. У меня моя фирма! И моя личная жизнь! Ну если только очень сильно попросишь… И я очень сильно подумаю…
— Все выложила? Будь здорова!
— Скажите, пожалуйста, при такой зарплате — и такие нервочки. Травы тебе пить надо, Кузьма. Вот как я! Тебя нету, а мне все одно. А почему? Травы пью… Регулярно… Сдохнешь же, дурак… Без травочек…
В этот памятный вечер впервые за последнее время Кузьма Михайлович Чичерюкин и Семен Семеныч Туманский, запершись от всех и отключив все телефоны, надираются абсолютно синхронно и солидарно в его кабинете.
И, главное, почти бессловесно.
Расхристанный Сим-Сим полулежит в кресле, задрав ноги на стол. Кузьма тоже со стаканом мощного виски стоит у окна и всматривается в наш главный тополь.
— Ты гляди, Сень, а на тополе лист зажелтел. Осень, что ли?
— Просто он старый уже, Кузя. Просто старый. Так с чего все-таки Элга взбрыкнула?
— Честно? Не знаю.