Карловна зажала рот, в ужасе глядя на журчащую Агриппину Ивановну. Я вскакиваю, шарахаю тарелку об пол и ору в ярости:
— Ах ты дура старая! Да как ты смеешь?!
— Это кто — дура? Сама ты мочалка драная! Не думаешь про себя, так дай другим подумать!
— Леди! Дамы! Идиотки!
Это уже орет Элга.
Ну вот он и пришел…
Нормальный долгожданный женский скандал. Нам давно пора сцепиться. Три хозяйки под одной крышей. Куда денешься?
А Лыков, заведя морячка в вестибюль нашей «Большой Волги», куда-то сваливает.
Местные девы отлипают от стойки бара и рассматривают Касаткина оценивающе. Когда понимают, что он снимает дорогой и единственный суперлюкс, где бытовали пиарщики, оживляются.
Касаткин, войдя в номер с вещами, аккуратно вешает свой черный плащ на плечики в шкафу, сбрасывает шнурованные ботинки, вынимает пистолет, который держит за поясом сзади, проверяет обойму и прячет оружие под подушкой, ложится прямо на покрывало, тупо смотрит в потолок.
Слышен осторожный стук в дверь, и, не дожидаясь разрешения, в номер входит «бригадирша» Алевтина Мухортова, принаряженная по-вечернему, с ведерком, щетками и протирками.
— Я очень извиняюсь. Прибраться тут не успела… Мне бы хоть зеркальце протереть…
— Закройте дверь.
— Да так же не положено. Раз люкс, он и должен быть люкс… По высшему сервису. А что это вы один? Такой интересный мужчина — и один…
— Закройте дверь.
— Да закрыть недолго. Только кто ж к вам придет тогда? Чтобы не скучали. У нас девочки… не то что там шкидлы столичные. Кровь с молоком… Молоденькие слишком… Деревенские почти… Еще стесняются… Но когда разойдутся, Париж может отдыхать…
— Закройте дверь.
— И спиртное прямо в номер, и девочки прямо в номер. Цена, конечно, разная. Можно до утра, но можно и сокращенный курс. Так я позову?
Касаткин вздымается на кровати и шепчет:
— Закрой двери, сучка!
— Ты чего? Чего? Ну, глаз выкатил… Криминальная морда! А еще мужик! Это ж гостиница! Сервис. Что ж ты ночью один сам с собою тут делать будешь? Ну ладно, ладно, закрываю.
Она, все еще пятясь от него, выходит за дверь. Касаткин закрывает ее на ключ. Садится к столу и, обхватив голову руками, покачиваясь как китайский болванчик, глухо стонет. В дверь стучат.
— Ну я вам!
Рванувшись к двери, широко распахивает ее. За дверью стоит благожелательный Лыков. Вынимает из кармана бутылку.
— Прописаться вроде положено, а?
— Не пью.
— Совсем?
— Совсем.
— И даже пиво? Да ты что? Больной? Или спортсмен?
— Немножко то, немножко другое.
— Ну а я приму. Профилактически. Стакан дашь?
— Бери сам.
Касаткин снова укладывается поверх постеленного. Косясь, наблюдает, как Лыков выпивает и крякает.