— Какой еще, к чертям, намек!
— Какая красивая песня. Дай дослушать!
А я, запыхавшись от бега, тарабаню в дверь, которую и открывает Степан Иваныч. На меня обрушивается из зала уже криминальная «Таганка», где «ночи, полные огня»…
— Ну как тут? С концертом? Слушают?
— Задумались, — шепчет он.
Меня гости еще не видят.
Нефтеколоночный лысик, задрав голову, пялится на динамик. Шкаликова злорадствует:
— Ничего себе, мотивчик… по твоей заявочке, Парамончик. Или ты тоже ничего не знал?
— Издевается, а? Ну, соплячка! Нет, она же издевается! В игрушки с нами играть вздумала, а? Это же весь город слушает.
— Тихо… Тихо… Вон она, приперлась, — одергивает его Шкаликова.
— Так… Кто же у нас здесь? Из владетелей и прочих корифеев?
— По вашему списку, Юрьевна, — показывает мне бумажку Иваныч.
— Ну и ладушки. Добрый вечер, господа.
— Да уж не знаем, как и понимать… То ли добрый, то ли нет. Музыки слишком много… Шуму… Мы уж и про тундру прослушали, где мчит курьерский Воркута — Ленинград, и про «Ванинский порт»…
Я выключаю радио.
И повторяю постулат Сим-Сима: «Вы правы, госпожа Шкаликова. Деньги любят тишину. Серьезные деньги — мертвую…»
Нефтелысик нервно хрустит пальцами:
— Ой! Что-то не нравится мне этот разговор. Раз про деньги — я предпочитаю отвалить.
— Ну зачем вот так сразу же обижать девушку? Я ведь пришла к вам совершенно неофициально. Будем знакомиться… В обстановке любви и дружбы…
Шкаликова останавливает лысика:
— Сядь. Разберемся. К чему вся эта дискотека? Что она тебя, съест, что ли?
Гоги лобзает мне руку и ведет к столу.
— Самой очаровательной, самой умной, самой обожаемой женщине города — главное место!
Я занимаю место в торце, мои жертвы еще безмятежно подтягиваются и тоже устраиваются. Правда, овцы тоже не подозревают, когда их укладывают на большую стрижку.
Гоги подтаскивает самый настоящий бурдюк:
— Только для тебя, Лизавета. Натуральний хванчкара. Такое даже в Кремле теперь не пьют.
— Да все там пьют, Гоги, если наливают. Погоди-ка!
Я вынимаю из кейса пачку одинаковых конвертов, перебираю, вручаю один из них Гоги:
— Это тебе. Лично от меня. Остальное, пожалуйста, раздай по столу… Пофамильно…
Гоги разносит незапечатанные конверты, их с интересом разбирают, вынимают и начинают изучать допечатанные листки. Изучают они их долго, в полном молчании, и задумываются над своими конвертиками тоже надолго.
Лысик вздыхает:
— Ну что ж… По крайней мере, все ясно.
— А мне нет! Что это за переписка дурацкая? Ну вот она я, Шкаликова Прасковья Никитична… А что это за циферки какие-то?
— Это не циферки, Прасковья Никитична. Это статьи, которыми вас Маргарита Федоровна Щеколдина на цепи держала… Что там на вас? Дай бог памяти… Сто семьдесят первая — незаконное предпринимательство, сопряженное с извлечением дохода в особо крупном размере. Сто пятьдесят девятая — мошенничество, то есть хищение чужого имущества путем обмана и злоупотребления доверием. Ясное дело, с конфискацией… Кажется, от семи до пятнадцати лет. И если вы мне скажете, что вы это слышите в первый раз, я вам просто не поверю.