— Пошли… Пошли скорей, мой сладенький. Я у подружки уже и ключи взяла.
— Твою мать! Симка! Я что, за этим к тебе принесся?
Серафима недоуменно уставилась на Кочета своими прекрасными коровьими очами:
— А за чем же еще, Захарушка?
— Слушай, что за придурка ты на воротах держишь? Не впускает…
— Ну и правильно делает. Там же у меня не песики — звери! Никто не суется. Я-то их прикармливаю, а от тебя они и подметок не оставят. Что случилось?
— Слушай, давай под крышу… — настороженно озираясь и прислушиваясь, злится Кочет. — Не дай господь, еще засекут меня.
Серафима нажимает кнопку звонка на воротах, открывается окошко, в которое выглядывает все тот же мордатый отморозок Чуня в камуфляже и кепи с надписью «Sekuriti».
— Убери собачек, Чуня.
— Уже…
Потом они выбираются через сторожку на территорию агрофирмы.
Пара кобелей, бешено хрипя, рвясь с привязи, облаивает Кочета, который опасливо обходит их подальше.
— Мальчики! Свой!
Кобели замолкают и виляют хвостами.
— Лихо ты с ними.
— Но ты же свой… Или уже нет?
— Развлекаешься? Работа идет?
— Ночь еще не кончилась… Значит, идет, — зевает Серафима, прикрывая ладошкой сочные губки и пачкая руку излишней алой помадой.
— Ну, показывай! — холодно приказывает гость.
Серафима смотрит на него остолбенело:
— Да ты что? За этим пришлепал, Захарий?! Никак с ревизией? Ты ж проверял все. Недели не минуло…
— Показывай, показывай…
Серафима, уже озлясь всерьез, пожав плечами, идет через двор к обычному цеху средних размеров, окна которого темны. Заводские прожектора освещают безлюдный двор, в котором стоит громадный авторефрижератор с распахнутым пустым кузовом.
— Знала бы — хоть бы оделась потеплее, — бурчит женщина, пиная ногой дверь холодильника, на жести которой белеет, несмотря на жару на улице, нетающий иней.
— Я тебя согрею, радость моя, — усмехается Кочет.
— Согревалочка отмерзнет… — огрызается Серафима. Она еще явно не понимает, что от нее нужно Кочету.
В холодильнике подванивает гниющей кровью, и Кочет зажимает рот и нос белоснежным надушенным платком.
Они пробираются между замороженных туш крупного рогатого скота и разделанных на половинки свиней, висящих на крюках и освещенных синим светом редких ламп. Кочет, то и дело брезгливо морщась, отводит перед собой туши.
— Ну и нагородила ты тут.
— Конспирация — залог здоровья. Этому меня фазер с детства учил.
— Туда?
— Забыл? До двери и вниз…
Кочет открывает тамбурную, обитую звукоизоляцией дверь, и мощный лязг и грохот обрушивается на него вместе с потоком нагретого спертого воздуха, насыщенного едкой табачной пылью.