Глава шестая
«К БОЮ, МАДАМ! К БОЮ!»
Еще до рассвета Гаша услала меня в Плетениху за свежей домашней сметаной. Но денег на бензин для «фиатика» не дала. Пришлось пилить на ее древнем велосипеде.
Муж Агриппины Ивановны, дядя Ефим, в деревне меня уже ждал. Сидел возле погреба, дымил «Беломором» над бидончиком литра на три. Гаша на него спихнула все хозяйство, он и пас их двух коровок, и доил, и молоко прогонял через ручной сепаратор.
Сметана у них была классная, плотная, пахучая и чуть-чуть коричневатая от лесных трав.
Гришка с Гашиной выпечкой, булочками и прочим, наворачивал ее безотказно. Зато и мордочка у него после Москвы была упруго-смуглая, с румянчиком. Агриппина Ивановна в этом плане нас с ним гоняла — никаких «сникерсов», чупа-чупсов и даже мороженого, всего того, что она брезгливо называла одним словом «хымия».
Я угостила дядю Ефима хорошей сигаретой, мы немножко потрепались насчет лекарств — у него закончился аспирин, потом он приторочил к багажнику корзину со свежей морковкой (тоже без «хымии»), я приспособила на руль бидончик со сметаной и покатила назад. В город.
Ехала не по проселку, а по тропе над Волгой.
Утро было потрясное. После потопа мутные воды в реке очистились, на мелкоте под берегом в прозрачности просматривались белый песок и гривки камней, волосатые водоросли, поблескивала, кормясь, рыбья мелочь.
Отдыхающих в палатках я почти не видела. Как всегда к осени, серьезные туристы уже сворачивались, потому как на дальнее путешествие уже лета не хватит, а на ближнее — и ближе к Сомову на плесах места хватало.
В одном заливчике на якорях стоял классный катер, белый, остроносый, с широкой кормой и каютными надстройками. Импортный. На палубе какой-то мужчина с животиком, в плавках и бандане, делал зарядку. Мне почему-то показалось, что это Кочет, но расстояние было большое, и я решила, что ошибаюсь: какого черта вечно занятому «вице» под нашим Сомовом на Волге делать?
К дому я решила ехать не через центр, а через слободу. Там дорога немощеная, велик по плотно убитой травянистой улице летит птичкой…
И вот тут впервые увидела это.
Какие-то два пенсионера с ведерком клея и рулоном плакатов клеили на срубе слободского колодца яркий плакат.
Я подъехала посмотреть — и обалдела!
На плакате был изображен Зиновий Семеныч Щеколдин, то есть Зюнька, сам на себя не очень похожий, в алой косоворотке «а-ля рюс» с перламутровыми пуговичками, которые он сроду не носил, с державным выражением на физии. Вглядывался из-под ладошки в голубые речные дали, где рисовались золотые ладьи с полосатыми парусами и контур атомной подводной лодки.