— Гаша, а как Людмилина фамилия? Ласточкина? Стрижова? Касаткина? Что-то птичье было…
— Интересно как. Между прочим, на сколько «фиатик» тянет? Штук на десять? В баксах? Может, элементарная кидалка?
— Да брось ты, Лохматик. Мало ли что могло случиться. Нет, она нормальная деваха. Я ей верю.
— Насколько мне известно, Ираиде Анатольевне Гороховой вы тоже верили? Из вашего дома не вылезала. В свое время.
Чего это Лохматик Ирку помянул?
Мне сразу как-то не по себе становится.
Как в яму заглянула…
Я выхожу в сад и закуриваю.
И только теперь понимаю — я все время думаю. Как там при них Гришка? Да и они сами? Как?
А они сами так…
Горохова от нечего делать, скинув халат, примеряет в гостиной прямо на голые сиськи через плечо широкую мэрскую ленту в три державных цвета.
Зиновий вылезает из спальни, зевая, собирает Гришкины игрушки с ковра.
— Чего это ты заголилась?
— А как на картине французской. Про свободу на баррикаде. Ну и как я тебе, Зюнечка? Мне идет мэрская лента?
— Где ты ее нашла? Это от мутер осталось. Сними!
— А может, ты прикинешь? Тебе пойдет!
— Это не прикидывают, Ираида. Это вручают.
— Ну так вручат! Не боись. И будешь ты у меня — мэр! Недельки через три. Лорд-мэр Зиновий Щеколдин! Как в Лондоне! А я буду — леди мэр! Помереть можно! Леди мэр! Уложил наследника?
— Ты хотя бы ему «спокойной ночи» пожелала.
— Пожелаю. Когда он меня перестанет «тетей» звать. Зюнечка, а что это мы опять дома сидим? Махнем в Дубну? В ресторан ученых? Коктейлями побалуемся…
— Отстань, Ираида. Петровский приказал нигде по кабакам не светиться.
Горохова накидывает халат на свои сдобные плечики. Нацеживает рюмочку у серванта.
— Петровский, Петровский, ты только не спишь со своим пиарщиком. Слушай, а вот мутер твоя несравненная. Как же она-то в мэры пролезла? Без всей этой свистопляски?
— Сравнила! Собрали руководство с производств. Парторгов бывших… Сказали — есть указание. Сделать из судьи мэра. Никто и не пикнул! Тогда вообще никто не понимал, что завтра будет. Главное было про свободы поорать и преступления режима…
— Насчет орать — это она умела. По себе знаю. Но небось и на верхах мохнатая лапа была. Кому-то же она отслюнивала. Ну а мне ей только позавидовать можно.
— Да оставь ты ее в покое. Ну нет ее больше… И не будет…
— Я ведь, Зюнька, любя… Почти… Конечно, после того как ее прокурорша лопаткой по башке тюкнула — ей легче. Спите спокойно без снов и забот, дорогой товарищ Щеколдина. А тут сюсюкай с этими бабками да младенцам сопли подтирай. Ну тебе-то самому не противно?
— Ну надо подтирать, Ираида! Надо!