Свин протяжно хрюкнул, что, скорее всего, должно было означать боевой клич, и ринулся на меня, размахивая ушами и сворачивая хвост колечком. Туша, полная счастья и целеустремления, со скоростью курьерского поезда налетела на меня.
– А-а!.. – только и вскрикнул я, отлетая в воду с прутиком в руке – все-таки отломал!..
Когда на пригорке возникли три человека – Маринка со своим «волшебным» прутиком, ее старший брат и мать, – мы с хряком плескались в воде, обдавая друга потоками брызг, толкались и резвились, производя шуму не меньше, чем целая ватага ребятни. Иногда я обхватывал рукой хряка за шею и чесал ему то жирный бочок, то за ушами, а хряк довольно ухал и хрюкал, тычась холодным пятачком мне в бок…
– На удивление жизнерадостная скотина, – сказал я, застегивая рубаху и притопывая отмытыми начисто сапогами.
Несчастного хряка, вырванного из моих объятий, угнали домой. Тот слабо сопротивлялся, все время оглядывался назад, но разве поперек прутика попрешь?
– Вот видишь, а ты: деревня! – чувственно вскинул руки Степан.
– Ну, деревня. И ни к чему так кричать.
Одежда не то чтобы высохла, но до дома дойти было можно. Не июль месяц все-таки. Хоть и тепло, но не настолько, чтобы по вечерам разгуливать во всем влажном.
– Нужно зайти домой. Куда я в таком виде пойду? – я уставился на Степана. Пусть теперь попробует настоять, чтобы я шел с ним неизвестно куда. А из дома он меня сегодня уж точно больше не вытащит – не до «бобра» мне сейчас.
– Да, – поразмыслив, согласился Степан. – Слишком много впечатлений. Тебе следует отдохнуть. Но завтра… – он погрозил мне пальцем, и мне стало несколько жутко, потому как я не мог взять в толк, угроза это или строгое предупреждение. Больно вид у Степана был серьезный.
Что ж, завтра так завтра. В конце концов, никто не обещал содержать меня здесь за красивые глазки, что было понятно с самого начала. Но, по крайней мере, еще один день вольной жизни я отвоевал.
Ох, деревня! Утро началось с того, что наглый и отъевшийся рыжий котяра Мурзик протопал по мне, когда я досматривал десятый сон, кутаясь от утренней прохлады в одеяло. Тяжелый он, Мурзик, и когти у него длинные и острые, но это полбеды. Главное, коту непременно захотелось полакомиться завтраком, приготовленным баб Валей для меня. Завтрак по обыкновению был выставлен на стол перед моим носом и укрыт полотенцем, что однако не мешало аппетитным запахам распространяться по комнате, действуя лучше всякого будильника. Но вставать мне не хотелось, и я, отвернувшись к стене, уткнулся носом в одеяло. Ведь я прекрасно понимал: стоит мне встать, как на меня сразу же непременно навалятся отложенные из-за вчерашнего происшествия с хряком обязанности. И потому я оттягивал «сладостный» момент приложения моих сил и творческой энергии до предела.