Церемония длилась уже много часов, начавшись с торжественной процессии от королевской резиденции к собору; расстояние едва достигало сотни ярдов, но каждый шаг требовал особого ритуала. Затем первые люди королевства сгрудились в соборе для причастия, не столько из-за религиозного рвения, сколько из-за ревнивого желания не упустить удачу или благословение, которые могут достаться другим. Среди них, как заметил Шеф, было много нелепо выглядевших, с недоразвитой мускулатурой и в грубой одежде — рабов, которых освободил Альфред, и простолюдинов, которых он жаловал. Они должны были разнести весть по своим городишкам и деревням, чтобы никто не усомнился: принц Альфред стал королем Западной Саксонии и Марки согласно всем установлениям, Божьим и человеческим.
В первом ряду, возвышаясь над окружающими, сидел маршал Уэссекса, выбранный в соответствии с обычаем из самых знаменитых воинов. Распорядитель на этой церемонии, Вигхерд, смотрелся по-настоящему внушительно: ростом ближе к семи футам, чем к шести, и весом в добрые двадцать английских стоунов; на вытянутых руках он держал меч короля с такой легкостью, будто это был прутик, и всем было известно о его сверхъестественном умении фехтовать алебардой.
Один из людей Шефа, сидевший слева от него, мало следил за церемонией, зато снова и снова оглядывался на ратоборца. Это был Бранд, из славных мужей Холугаланда, все еще изможденный и сморщенный, — в схватке на корабельных сходнях с Иваром Бескостным он получил тяжелую рану в живот. И тем не менее Бранд выглядел настоящим гигантом. Костям было тесно в его шкуре, суставы пальцев выпирали подобно утесам, а нависающие над глазами надбровья казались оборонительными валами. Кулаки Бранда, как однажды измерил Шеф, превышали пивную кружку: не просто огромные, но непропорционально большие даже для него. «Там, откуда я родом, мальчики растут крепкими» — вот и все, что говорил об этом сам Бранд.
Шум толпы стих, едва получивший причащение и благословение Альфред повернулся к ней, чтобы произнести слова присяги. Впервые за время службы была забыта латынь и зазвучала английская речь, когда главный олдермен задал Альфреду церемониальный вопрос:
— Оставляешь ли ты нам наш старинный закон и обычай и клянешься ли своей короной блюсти справедливые законы и защищать права своих людей от любого врага?
— Клянусь! — Альфред оглядел набитый людьми собор. — Я всегда поступал по справедливости и буду так поступать впредь.
Пронесся одобрительный гул.
«Наступает острый момент», — подумал Шеф, когда олдермен шагнул назад, а вперед вышел епископ. Во-первых, епископ был непозволительно молод — на что имелись свои причины. После того как Альфред конфисковал имущество Церкви и был отлучен папой римским, после Крестового похода против отступника и заявлений об окончательном разрыве страну покинуло все старшее духовенство, от архиепископов Кентерберийского и Йоркского до последнего епископа и аббата. В ответ на это Альфред отобрал с десяток наиболее способных молодых священников и сказал им, что Церковь Англии отныне в их руках. Сейчас один из них, Энфрит, епископ Уинчестерский, каких-то шесть месяцев назад еще священник в никому не известной деревушке, вышел вперед, чтобы задать свои вопросы.