Следующим утром Лиззи положила на кровать две пары брюк, чтобы переодеться в них после завтрака.
— Лиззи, ты когда-нибудь носила брюки? — спросила я, когда пришла к ней на кухню.
— Ни разу в жизни, — ответила она с улыбкой, словно предвкушая удовольствие.
Лиззи приготовила овсянку. Она всю ночь томила ее на слабом огне. Готовую кашу она полила свежими сливками, которые нам принес мистер Ллойд, а потом посыпала ее яблоками, которые успела потушить рано утром, пока я спала.
— Все тело болит, — пожаловалась я, придерживаясь за спинку стула, пока на него опускалась.
— Я знаю, — ответила Лиззи, — но это хорошая боль, а не та, что бывает от изнурительной работы.
— Боль — это боль.
— Не помню дня, чтобы у меня что-то не болело, но здесь я впервые почувствовала, что боль может быть приятной, а не признаком какой-нибудь болезни.
Я взяла ложку и перемешала яблоки с кашей. В моей душе жила боль, которая никуда не уходила, но тем утром я чувствовала ее не так остро.
После завтрака Лиззи надела огромные брюки и рубашку.
— Лиззи, они слишком велики.
— Не настолько, чтобы не перетянуть ремнем, — сказала она, роясь в шкафу. — И кто нас здесь увидит?
— Мистер Ллойд может зайти в любое время.
Слегка покраснев, она пожала плечами.
— Он не из тех, кто будет осуждать.
Мои брюки были сшиты для мужчины поменьше или, возможно, того же мужчины, но когда он был еще юным. Штаны были мне коротки, но они хорошо сидели на талии. Лиззи настояла на том, чтобы я тоже надела мужскую рубашку, чтобы ей не пришлось стирать мои блузки каждый день.
— В ящике есть теплые носки, — сказала она. — Они уберегут твои ноги от царапин.
На кухне Лиззи нагнулась, чтобы зашнуровать и мои ботинки, и свои. Она нашла шляпы, висевшие на двери в кладовой, и нацепила их нам на головы. Потом она взяла палку, которую сохранила после вчерашней прогулки, и отдала ее мне.
Мы стояли друг напротив друга, полностью одетые, и Лиззи внимательно меня рассматривала.
— Ты похожа на бродягу, — сказала она.
Лиззи покружилась, чтобы я тоже оценила ее наряд. Она хихикнула, но потом стала смеяться так, что из глаз потекли слезы. Она была права. Я представила, как жители Оксфорда кидают нам в шляпы куски хлеба и монеты. Я не смеялась, но от улыбки удержаться не смогла.
* * *
Мы гуляли каждый день после завтрака и обеда. Палку я не выбрасывала, но пользовалась ею все реже и реже. Мое тело становилось сильнее. Я и не знала, что была настолько слаба, но прогулки, каша Лиззи и кексы миссис Ллойд залечивали мои невидимые раны. Сонливость уменьшалась, а наблюдательность увеличивалась.