Как же можно собой гордиться, когда точно знаешь, как нужно себя вести, — как будто твое самоопределение было напечатано четким черным шрифтом.
— Ты выше и тоньше меня, но, я думаю, это подойдет.
Росфрит положила на кровать юбку, блузку, жакет и нижнее белье, а потом оставила меня одну, чтобы я переоделась.
Прежде чем снять юбку, я проверила карманы. В одном из них оказались носовой платок, карандаш и пачка влажных чистых листочков. Я решила выбросить их в мусорную корзину и не смогла удержаться, чтобы не взглянуть на письменный стол Росфрит. Все было в идеальном порядке. Фотография ее отца во время получения рыцарского титула. На другом снимке — вся семья в саду Саннисайда. Гранки и письма на разных стадиях готовности. Я прочитала имя человека, которому Росфрит собиралась отправить письмо. Это был начальник тюрьмы Уинсон-Грин. «Уважаемый сэр! Хочу выразить свое возмущение», — дальше Росфрит пока ничего не написала. Рядом лежал выпуск газеты «Таймс оф Лондон».
Из другого кармана я вытащила литеры, которые украла у Гарета, и листочек с его именем. Он почти просвечивал от дождя, но имя еще можно было прочитать.
Переодевшись в вещи Росфрит, я обернула литеры мокрым носовым платком и спрятала в карман юбки. Затем я взяла листочек с именем Гарета. Он знал, что я украла литеры, и чувство стыда не позволит мне больше навестить его, поэтому листочек полетел в мусорную корзину.
Я снова повернулась к столу Росфрит. В «Таймс оф Лондон» написали о женщинах, заключенных в тюрьму Уинсон-Грин, чуть более подробно. Имя Тильды не упоминалось. «Не в этот раз», — подумала я. Шарлотта Марш — дочь художника Артура Хардвика Марша. Отец Лоры Эйнсворт — уважаемый школьный инспектор. Муж Мэри Ли — строитель.
Bondmaid. Это слово снова всплыло в памяти. Те женщины — невольницы. Я поняла, что слова, которые чаще всего используют для нашего определения, на самом деле описывают наше положение в обществе. Даже самые ласковые — девушка, жена, мать — сообщают миру, девственницы мы или нет. Существует ли мужской аналог слова девица? На ум ничего не приходило. Как звучали бы слова миссис и шлюха по отношению к мужчинам? Я посмотрела в окно на Скрипторий — место, где рождались определения всех этих слов. Какими словами можно описать меня? Как бы меня назвали во время суда или заключения под стражу? Я уже не девушка, но и не чья-то жена. И быть ею я не собиралась.
Когда я читала, как проводилось принудительное «лечение», я чувствовала рвотный рефлекс и боль от трубки, царапающей рот, горло и желудок. Это можно сравнить с изнасилованием. Я чувствовала пинки ногами и вес тел, навалившихся на меня сверху, чтобы держать мои руки. В тот момент я не могла определить, чье человеческое достоинство было больше опорочено — тех женщин или властей. Если властей, то позор нам всем. Что, в конце концов, я сделала, чтобы помочь общему делу с тех пор, как Тильда уехала из Оксфорда?