— Только двое? — спросил Гарет, когда я рассказала ему о случившемся в Скриптории. — Шестьдесят три человека отправились маршем из Издательства сегодня утром. Большинство из них записались добровольцами в Территориальные силы, но не все. Их было бы шестьдесят пять, если бы мистер Харт не вытащил за шиворот двоих несовершеннолетних. Обещал их выпороть после того, как это сделают их матери.
Мистер Мейлинг был прав: война замедлила работу над Словарем. Через несколько месяцев в Скриптории остались только старики и женщины. Мистер Роулингс был не старым, но уволился из-за нервного перенапряжения. За сортировочным столом снова появилось свободное место, но занимать его было некому.
Команды мистера Брэдли и мистера Крейги в старом здании Музея Эшмола тоже заметно поредели, а у мистера Харта в Издательстве осталась лишь половина наборщиков и печатников.
Никогда в жизни я не работала так много.
— Тебе это нравится, — сказал Гарет, когда стоял у моего стола и ждал, пока я допишу определение.
У меня появилось больше обязанностей, и я не могла отрицать, что была этому рада. Гарет достал из сумки конверт.
— Гранок нет? — спросила я.
— Только записка для доктора Мюррея.
— Ты теперь посыльным работаешь?
— Мои обязанности расширились. Вся молодежь подалась в добровольцы.
— Хорошо, что ты не молодежь, — сказала я.
— Пришлось сражаться за это задание. Наборщиков и печатников теперь не хватает, поэтому мистер Харт просил начальников цеха заменить отсутствующих. Он бы с удовольствием приковал меня цепями к станку, но мне хотелось увидеть тебя.
— Похоже, мистер Харт серьезно встревожен.
Гарет посмотрел на меня так, как будто я слишком преуменьшила.
— Если он не будет держать ухо востро, все остальные тоже уйдут на фронт.
— Не говори так, — сказала я.
Он выразил словами страх, с которым я просыпалась каждое утро.
* * *
Жара и пьянящее возбуждение августа сменились осенней сыростью. У доктора Мюррея появился кашель, и миссис Мюррей не пускала его в Скрипторий. «Там как в погребе», — сказала она и почти не преувеличила, хотя в камине всегда пылал огонь.
«Ерунда», — ответил доктор Мюррей, но, видимо, супруги пошли друг другу на уступки, потому что он стал приходить в Скрипторий в десять утра и работал до двух дня. Когда она отлучалась из дома и не могла заметить его отсутствия, он засиживался на работе до пяти вечера. Его прерывистое дыхание заставляло нас работать еще усерднее. Он мало говорил о войне, только ворчал, что она стала помехой для Словаря. Несмотря на наши усилия, работа замедлилась, и новые брошюры печатались с опозданием. Дата выхода последнего тома отодвинулась на годы. Думаю, я была не единственной, кто сомневался в том, что доктор Мюррей доживет до того дня.