оказалась удобным словом и ужасным в своем размахе.
— Можно взглянуть?
Гарет еще раз посмотрел на листочек и протянул его мне.
ПОТЕРЯ
«Мне говорят: соболезнуем вашей потере… Но я хочу понять, что именно они имеют в виду, потому что я потеряла не только своих мальчиков. Я потеряла свое материнство. Я потеряла возможность стать бабушкой. Я потеряла беспечные разговоры с соседками и счастливую старость в кругу семьи. Каждый день я просыпаюсь с новой потерей, о которой и не думала прежде, и я знаю, что скоро потеряю свой рассудок».
Вивьен Блэкман, 1915
Гарет положил руку мне на плечо, желая приободрить. Я ощутила легкое нажатие и поглаживания его большого пальца. Это чувство было больше, чем просто дружба, и я не могла от него отмахнуться. Но он ничего не знал.
Я потеряла свое материнство. Эта фраза всколыхнула воспоминания. Добрые глаза на веснушчатом лице — мой якорь среди боли. Сара — мать моего ребенка. Ее мать. Я попыталась вспомнить, как пахнет ее кожа, но ее запах сохранился только в словах, которые я спрятала в сундуке. Кремовая кожа, золотые реснички. Эта женщина, Вивьен Блэкман, кое-что знала обо мне. То, что Гарет себе и представить не мог.
— Кто эта женщина? — спросила я.
— Трое ее сыновей работали в Издательстве. В августе они записались во 2-й батальон Оксфордширской и Бакингемширской легкой пехоты. Двое из них были совсем мальчишками, слишком юными, чтобы прислушаться к здравому смыслу, хотя здравый смысл превращает мужчин постарше в трусов, — он увидел по моему лицу, что смысл его слов дошел до меня, и продолжил: — Мистеру Харту нездоровилось, и миссис Блэкман сообщила эту новость мне.
— У нее есть другие дети? — спросила я.
Гарет покачал головой. Больше мы не сказали друг другу ни слова.
* * *
«…Буду молиться за возвращение твоих сыновей. Твоя подруга Лиззи».
Я отдала Лиззи страницы, записанные под ее диктовку. Она аккуратно положила их в конверт и взяла четвертый кусок кекса.
— Томми затоскует без братьев, — сказала она.
— Думаешь, он тоже запишется в добровольцы?
— Если он это сделает, то разобьет Наташе сердце.
— Лиззи, тебе когда-нибудь хотелось поделиться с Наташей своими сокровенными секретами без необходимости записывать их через меня? — спросила я.
— У меня нет сокровенных секретов, Эссимей.
— А если бы были, ты бы рассказала их Наташе, даже зная, что они могут изменить ее мнение о тебе?
Рука Лиззи потянулась к крестику, хотя сама она смотрела на стол. Она всегда благодарила Бога за мудрые советы, которые давала мне, а я уже давно перестала верить, что он имел к ним какое-то отношение.