* * *
Я с нетерпением ждала ежедневной проверки почты и привычных благодарностей от помощников, когда приносила им письма. У каждого была своя манера благодарить, которая могла многое рассказать о них, как когда-то рассказывали носки и обувь.
Первый, кому я приносила почту, был мистер Мейлинг. «Dankon», — говорил он и изображал поклон. Мистер Балк даже не поворачивал ко мне голову и упорно называл меня мисс Мюррей. Хильда уволилась из Скриптория год назад и уехала в Суррей читать лекции в Королевском колледже Холлоуэй. Ее место рядом с рабочим столом их отца заняла Элси. Несмотря на разницу в росте и цвете волос, мистер Балк нас не различал. Папа просто говорил «спасибо», иногда поднимая голову, иногда — нет, в зависимости от сосредоточенности на работе.
Только рядом с мистером Свитменом я немного задерживалась. Он откладывал карандаш в сторону и поворачивался на стуле.
— Что докладывает разведка с кухни миссис Би, Эсме? — обычно спрашивал он.
— Она обещала бисквитный пирог к чаю.
— Отлично, можешь идти работать дальше.
Больше всего писем приходило доктору Мюррею.
— Свежая почта, доктор Мюррей.
— Есть что-нибудь стоящее? — спрашивал он, глядя на меня поверх очков.
— Не могу сказать, сэр.
Он забирал письма и раскладывал их в зависимости от симпатии к отправителю. Некоторые джентльмены из Филологического общества иногда отправлялись на дно стопки, а письма от Редколлегии перемещались туда всегда.
Закончив с почтой, я возвращалась к своему столу, чтобы выполнить небольшие поручения, которые мне давали, но основную часть времени я тратила на сортировку листочков со словами на букву М. Я раскладывала их в хронологическом порядке цитат — от самых старых до современных.
Больше всего я любила дни, когда с почтой приходили листочки. Я внимательно изучала их в надежде поделиться новым словом с папой или доктором Мюрреем. Каждое слово, неважно, на какую букву оно начиналось, сверялось с теми словами, что уже хранились в Скриптории. Иногда новые цитаты раскрывали иное значение слов или были старше уже отобранных примеров. Когда по почте приходили листочки, я могла часами стоять у ячеек, не замечая, как бежит время.
Я много работала, и год незаметно пролетел. Обычно дни проходили по одному и тому же сценарию, но слова окрашивали их в разные цвета. Почта, листочки, ответы на письма. Во второй половине дня я по-прежнему развозила книги и проверяла цитаты в Бодлианской библиотеке. Я не знала ни скуки, ни уныния. Даже смерть королевы Виктории не нарушила моего душевного равновесия. Я носила траур, как и все остальные, но чувствовала себя такой же счастливой, как в те времена, когда сидела под сортировочным столом.