Я водила пальцем по строчкам, как учил меня папа, когда я еще не умела читать. Дитте вырезала листочек из плотной бумаги и нарисовала по краям свитки. Я поднесла его к лицу и вдохнула знакомый аромат лаванды. Дитте побрызгала его духами или прижала к себе, прежде чем положить в конверт?
Сначала молчание было единственным способом отомстить ей, а потом я не знала, как нарушить его. Я скучала по ней.
Взяв чистый листочек, я переписала в него все, что было на листочке Дитте.
LOVE
«Love doth move the mynde to merci».
The Babee» s Book, 1557[27]
Я вернулась к ячейкам, прикрепила новый листочек к самой подходящей стопке, а листочек Дитте спрятала в карман юбки. Он стал моим первым трофеем за столь долгое время.
* * *
Целый час я думала о Дитте, о тех словах, которые помогли бы мне нарушить молчание. Когда я наконец снова взялась за почту, я нашла еще один листочек. Он не был украшен рисунками, но его слова заинтересовали меня. Некоторые из них я раньше никогда не слышала и была удивлена тем, что они попали в Словарь, потому что их произнес кто-то великий. Реликвии — так я называла такие слова.
Misbode было одним из них. Ему предназначалась цитата из «Кентерберийских рассказов» Джефри Чосера:
«Who hath yow misboden, or offended?»[28]
Ей было по меньшей мере пятьсот лет. Я убедилась, что текст на листочке полный и нашла для него подходящую ячейку. В ней уже лежала целая стопка, но без заглавного листочка. Я добавила в нее цитату Чосера. Мы собирались заняться словами на букву М в ближайшее время, потому что почти уже закончили работу над буквой К. Я вернулась к столу и вскрыла следующий конверт. После проверки всех писем я отнесла их мужчинам, получив от них в обмен мелкие поручения. Когда я приблизилась к столу доктора Мюррея, он протянул мне стопку писем, полученных на прошлой неделе.
— Здесь в основном мелкие вопросы, — сказал он. — Ты знаешь более чем достаточно, чтобы на них ответить.
— Спасибо, доктор Мюррей.
Он кивнул в ответ и вернулся к редактированию гранок.
Около часа привычный шум от шелеста бумаги нарушался только шорохом снимаемых пиджаков и развязываемых галстуков. Когда солнце поднялось над металлической кровлей, Скрипторий застонал. Мистер Свитмен открыл дверь, чтобы впустить ветерок, но его не было.
Я прочитала письмо с вопросом о том, почему значение слова иудей разделили на две брошюры. Печать одного и того же слова в двух публикациях стала предметом многочисленных споров между доктором Мюрреем и редколлегией. «Во главе угла — выручка, — заявили издатели, когда доктор Мюррей сообщил о задержке выхода следующей брошюры, потому что слово