— Они работают?
Я кивнула. Мейбл отпустила мою руку и жестом показала на свой прилавок.
— Тогда ни в чем себе не отказывай.
Я начала перебирать ее товар. Неудивительно, что она ничего не ела: все, что она продавала, было обломками разбитых вещей, вытащенных из реки. Единственными уцелевшими вещами были чашка и блюдце, оба со сколами, но еще пригодные для использования. Мейбл поставила чашку на блюдце, как будто они были чайной парой, хотя никогда таковой не являлись. Пить чай из такой посуды стал бы только нищий, но из вежливости я взяла чашку в руки и начала рассматривать изящный узор из роз.
— Фарфоровая. И блюдце тоже, — сказала Мейбл. — Ты ее к свету поднеси.
Она не врала. Оба изделия были сделаны из тонкого фарфора. Я поставила чашку с розами на блюдце с колокольчиками. Они весело смотрелись друг с другом, особенно на буром фоне остального. Мы обменялись улыбками.
Мейбл снова кивнула на товар. Я прикоснулась, перевернула и взяла еще пару предметов. Одним из них была палочка размером с карандаш, но скрученная по всей длине. К моему удивлению, она была гладкой, как мрамор. Когда я поднесла ее поближе, чтобы рассмотреть странный узел на одном конце, перед моими глазами появилось лицо старика. На нем морщинами были высечены все тяготы его жизни, а длинная борода обвивала изгиб палки. Я почувствовала легкий трепет в груди, когда представила эту вещицу у папы на столе.
Я посмотрела на Мейбл. Ожидая моих дальнейших действий, она подарила мне беззубую улыбку и протянула руку.
— Прелесть, — сказала я, доставая из кошелька монетку.
— Ручонки мои теперь ни на что не годны, даже черешок никому подергать не могу.
Я в растерянности смотрела на нее, потому что вообще не поняла, что она хотела сказать. Не дождавшись нужного отклика, Мейбл спросила у Лиззи:
— Она че, дурочка?
— Нет, Мейбл, она просто не привыкла слышать такой своеобразный английский, как у тебя.
Когда мы вернулись в Саннисайд, я достала листок и карандаш. Лиззи отказалась объяснять мне, что значит «черешок», и лишь кивала или качала головой в ответ на мои предположения. По цвету ее лица я поняла, какое значение было правильным.
Мы стали постоянно подходить к прилавку Мейбл. Мой словарный запас обогащался, а папа радовался новым безделушкам. Они поселились с ручками и карандашами в старой чаше для игральных костей, которая всегда стояла на его столе.
* * *
Мейбл кашляла и почти через каждое слово сплевывала комки густой мокроты. Мы навещали ее почти целый год, и каждый раз она болтала без умолку. Я думала, что кашель помешает ей разговаривать, но он не мешал, только речь ее стала неразборчивой. Мейбл снова закашлялась, и я протянула ей носовой платок, надеясь, что она прекратит плевать на каменную плитку рядом со своим стулом. Мейбл посмотрела на платок, но даже не шевельнулась, чтобы взять его.