Делёз и Гваттари говорят: «ТбО – вот что остается, когда мы удаляем все» [Deleuze, Guattari, 2004, p. 176; Делёз, Гваттари, 2010, с. 252]. И эта фраза точно описывает их способ аргументации. Все обычные формы мышления, эмпирические наблюдения, ранее существовавшие знания растворяются в их бредовом изложении. А их текст распространяется на все и вся, не производя ровно ничего. Есть только таинственное «тело без органов» в конце каждого абзаца, природа которого никогда не определяется.
В авторитарно звучащем языке Делёза и Гваттари утвердительные предложения следуют одно за другим без перерыва и малейшего кивка в сторону реального или воображаемого собеседника. Он состоит из специальных терминов, употребляемых без пояснений, надуманных «вопросов», которые невозможно перевести с жаргона авторов на любой другой язык, и случайных проблесков реального мира, искаженных манерой изложения почти до неузнаваемости. Обильные ссылки на малоизвестные работы по политической теории, антропологии, биологии, музыковедению, физике частиц и т. д. способствуют дальнейшему запугиванию читателя. А с результатом бакалавр сталкивается наверху списка рекомендованной литературы, и ему ничего не остается, кроме как зазубрить термины и произносить их с серьезным лицом и ученым тоном в голосе:
1) ТбО разных типов, родов или субстанциальных атрибутов, например Холод наркотического ТбО, Болезненность мазохистского ТбО; причем у каждого своя степень 0 как принцип производства (это – remissio); 2) то, что происходит на каждом типе ТбО, т. е. производится модусами, интенсивностями, передаваемыми волнами и вибрациями (latitudo); 3) вероятной совокупностью всех ТбО, планом консистенции (omnitudo, иногда называемым ТбО) [Deleuze, Guattari, 2004, p. 183; Делёз, Гваттари, 2010, с. 262].
Если вы можете воспроизвести этот язык – а это, в конце концов, не так сложно, так как над ним не тяготеют ограничения в виде логики, истины, наблюдения или искренности, – вы на пути к самой высокой оценке, которую преподаватель обязательно поставит вам за эссе, коль скоро оно одобряет его собственные претензии на то, чтобы быть ученым. Под мягкой обложкой «Тысячи плато» в английском издании – более 700 страниц, каждая из которых требует часов внимания от правоверных. Тот факт, что книга выдержала 11 переизданий за последние 10 лет, является отрезвляющим в отношении того, что сейчас представляет собой высшее образование в гуманитарных науках.
Две черты машины абсурда помогают объяснить ее популярность. Во-первых, использование ее для победы над врагом – буржуазией. В соответствии с неизживаемой марксистской карикатурой на историю этот класс монополизировал институты французского общества после революции 1789 г., и его идеология распространилась с тех пор по всем каналам коммуникации. Одна и та же сила стоит за патриархальной семьей, стертой в порошок Бовуар, за тюремными институтами и сумасшедшим домом, развенчанными Фуко, за эдипизированными «машинами желания» Делёза и Гваттари и гетеросексуальными приличиями, высмеиваемыми Сартром в «Святом Жене». Это сила буржуазии, одновременно экономическая и духовная, слишком широкая и всепроникающая, чтобы совпадать с любой обычной человеческой группой. Даже там, где отрицание буржуазного общества держится ни на чем, как в ранних работах Делёза, его наличие совершенно очевидно, будучи ответственным за все, что есть ясного в этих любопытных текстах. В самом деле, лишь в этих местах автор обращается к читателю, а не бормочет сам с собой на выдуманном языке.