В последующих работах эта ненависть и намерение карикатурировать свою мишень становятся менее очевидными, а революционная борьба охотно перекладывается на тех, кто придет после нас. История на стороне Андерсона, и время в его руках. Поэтому в 1970-х годах он ставит своей задачей подорвать господствующую культуру, экспроприировав ее ресурсы, чтобы создать марксистскую версию всемирной истории. В двух авторитетных и впечатляющих трудах, опубликованных в 1974 г., – «Родословная абсолютистского государства» и «Переходы от античности к феодализму» – он снабжает новых левых столь необходимым им путеводителем в прошлое.
В этих двух книгах Андерсон демонстрирует чрезвычайно широкий диапазон исторических познаний. Ни одному человеческому сообществу и ни одному историческому периоду, похоже, не удается избежать его внимания, и, хотя источники в основном вторичные, неизменно поражает тот факт, что среди них есть работы авторитетных авторов на французском, итальянском, немецком и русском, причем многие до сих пор не переведены на английский. И в самом деле, из этих работ многое можно почерпнуть как о содержании мировой истории, так и о приложении марксистской теории к ее объяснению. Андерсон пытается сделать для марксистского понимания истории то, что Шпенглер и Тойнби сделали для его «буржуазной» альтернативы: предложить единую морфологию, в которую могло бы вписаться все историческое развитие.
Насколько успешна эта попытка, зависит от того, как мы представляем себе правильную марксистскую историю. На сегодняшний день самопровозглашенная «марксистская» историография почти полностью посвящена задаче определения и описания «революционных» периодов, во время которых власть насильственным путем передается от одной фракции общества к другой. Более того, не каждый способ идентификации этих периодов можно считать марксистским, т. е. по-настоящему отвечающим материалистической теории революции, и показательно, что так называемые историки революции редко демонстрируют какую-либо реальную приверженность этой концепции.
Возьмем, например, Кристофера Хилла, чей анализ английской «революции» XVII в. почти полностью посвящен идеологии ее сторонников. Автор только мимолетно освещает выразившиеся в ней материальные конфликты[118]. И в самом деле смуту XVII в. нельзя объяснить с точки зрения конфликта между производительными силами и производственными отношениями. Противоречия были такими, какими казались на первый взгляд: идеологическими, политическими и личностными, а также экономическими. Сама идея «классовой борьбы» в данном случае выглядит абсолютно искусственной, поскольку противостоявшие группы с точки зрения даже самого догматического марксизма были фракциями внутри