Точно такой же результат отличает и «культурные войны», которые стараниями Грамши стали диванной версией революционной борьбы. «Работа негативного» и здесь преуспела в стирании лика унаследованной у прошлых поколений культуры, свергая ее памятники и блокируя все пути к умиротворению. Однако ничто не пришло на место этой культуры, кроме умеренного релятивизма Рорти и лицемерной враждебности Саида. В конечном счете результатом культурных войн стала навязанная политкорректность, средствами которой опустошенный ландшафт искусства, истории и литературы цензурируется на предмет остаточных признаков расизма, сексизма, империализма или колониального мышления.
Здесь я встречу возражение со стороны внимательного читателя, который скажет, что, критикуя отрицание у левых интеллектуалов, я сам только отрицаю. Может быть, резонно осуждать левых за то, что они предлагают только фантомы. Но какова реальная альтернатива им? В этой главе я обрисую возможное решение проблемы. Оно не будет исчерпывающе полным. Но этот ответ подойдет как введение в идеи, которые развернуто изложены мной в других работах[143].
Новые левые мыслители часто начинают свою критику социальных и политических систем с нападения на язык, которое является частью далеко идущей стратегии по установлению силы и доминирования во главе политической повестки и подразумевает обличение тех способов, которые служат достижению взаимного согласия. Новояз левых – это мощное орудие не только потому, что он стирает лик нашего социального мира. Он описывает реальность, которая якобы скрывается за поверхностным благополучием, и тем самым позволяет отмести последнее как обман. «Материальные силы», «антагонистические производственные отношения» и «идеологическая надстройка» Маркса, господствующие «эпистема» и «структуры доминирования» Фуко, «вынуждение», «генерические множества» и «процедуры истины» Бадью, «большой Другой» Лакана и Жижека, «овеществление» и «товарный фетишизм» Лукача – все эти специальные термины служат мистификации реальности и имеют своей целью отобрать ее у обычного человеческого разумения. Идея состоит в том, чтобы сделать социальный мир недосягаемым для политики. Нас приглашают поверить, что нет другого способа разрешения конфликтов, кроме тотальной трансформации, тотальной революции или, как сказал Профессор в «Тайном агенте» Джозефа Конрада, «разрушения того, что есть»[144].
Поэтому первостепенная задача правых – спасти язык политики: вернуть в поле зрения то, что так энергично изгоняет оттуда жаргон. Только тогда, когда мы заново обретем естественный язык, мы сможем ответить на тяжелые обвинения, которые левые постоянно предъявляют нашему миру. Лишь с возвращением этого языка мы отойдем от однобоких противопоставлений «левое – правое», «с нами – против нас», «прогрессивное – реакционное», которые так часто делают разумную дискуссию невозможной.