– Я сама к нему вернулась, слышишь, сама. А ты не знаешь меня совсем!
Она не помнила, как оказалась в его объятиях. Тот момент, когда он пересек несколько метров, разделявших их, как сам сел возле нее на пол в своем дорогом костюме – рядом с ней, в халате, заплаканной, уставшей, выпал из ее памяти, будто этого момента не было, будто он всегда был рядом. Просто, пока она говорила, придерживал ее за плечи, позволяя все рассказать. Даже если самому было больно слушать.
– Я знаю, – мягко отвечал он, поглаживая ее по спине. – Знаю.
Она мотала головой и продолжала твердить:
– Я больше не пыталась уйти. Ни разу. Приняв его условия. Сама жила лишь назло ему. И позволяла ему разрушать себя. Но я не хочу рушить твою жизнь. Отпусти меня!
Он вытирал слезы на ее щеках, мягко поправлял волосы, падавшие на лоб медными кольцами, вглядывался в покрасневшие глаза, которые с первого дня считал самыми красивыми на свете. И тихо шептал:
– Только если скажешь, что не любишь меня. Только так, и никак иначе.
Ника долго молча смотрела ему в глаза. Потом уткнулась лбом в его плечо и снова глухо заговорила.
– Я оставила ребенка только потому, что он твой. И ничего не говорила, потому что была уверена – для тебя это неважно. Я ходила в кафе. Несколько дней подряд. Тебя не было. А твой ребенок был. Уже тогда был.
И после долгой, тяжелой паузы сказала:
– Я люблю тебя. Я правда тебя люблю. Я умею.
Он шумно задышал, прижал ее к себе крепче, и она ясно расслышала, как часто и сильно стучит его сердце в эту минуту. Оно билось о его грудную клетку, и каждый удар отдавался в ее теле толчком, исходящим откуда-то из самой души.
– Прости, – зашептал он, – прости, я тогда с пневмонией валялся… я не хотел, чтобы так… я уже тогда знал, что люблю и что приеду к тебе… просто не понимал, как и когда. Ты была такой далекой. А потом Макс сказал, что ты отказалась… я психанул – ты же знаешь, мне психовать, как… я знаю, я кретин… но я не могу без тебя.
– Ой! – неожиданно вскрикнула Ника, отчего Закревский побледнел. А она вдруг улыбнулась и приложила ладонь к животу. – Мне кажется, он тоже любит психовать.
Его выдох – с облегчением. Он все еще помнил, какой растерянной нашел ее в больнице несколько месяцев назад, когда открылось кровотечение – по его милости.
– Он так общается, – покачал Ярослав головой, накрывая ее руку своей и переплетая свои пальцы с ее. А потом с усилием скинул с себя наваждение и усмехнулся: – Ну, раз уж у нас вечер откровений, то, может, ответишь на два моих последних вопроса. Реально замучился уже гадать…