Система питания испытала на себе сильное влияние науки, а точнее, слепой веры в то, что только наука поможет решить главные проблемы общества. К чему это привело? К тому, что базовые вопросы, связанные с едой и здоровьем, стали причиной многих тревог и сомнений, а сам прием пищи, будучи одним из процессов, способных приносить человеку настоящую радость, сегодня тесно ассоциируется с чувством вины и нервозностью.
О нутриционизме важно помнить, что он все же является идеологией, а не наукой. Кроме того, ответственность за то, что нутриционизм изрядно испортил и наше коллективное сознание, и нашу систему питания, следует возлагать не только на ученых, но и на СМИ, правительство и пищевую промышленность в целом. Именно благодаря им нутриционизм обрел невиданную силу влияния. Журналисты публиковали и продолжают публиковать на первых полосах своих изданий информацию о результатах последних исследований, даже не пытаясь подвергать эти данные критическому анализу; пищевая промышленность производила и продолжает производить суррогатную еду, печатая на этикетках утверждения о якобы доказанной полезности подобных продуктов; правительство не стесняется издавать официальные рекомендации, основанные, во-первых, на довольно поверхностных заключениях некоторых ученых и, во-вторых, на желании угодить определенным политическим кругам, преследующим собственные цели. В магазинах вместо нормальной еды продолжают появляться все новые и новые продукты, созданные по стандартам нутриционизма. Традиции, привычки и здравый смысл уступили место «пищевой идеологии», в угоду которой система производства и продажи еды радикально изменила наш рацион и образ жизни.
К этому можно было бы относиться терпимо, если бы нутриционизм помогал людям укреплять здоровье или как минимум чувствовать себя счастливыми. Но ничего подобного не происходит. Вот уже тридцать лет мы руководствуемся официальными рекомендациями ученых, а число людей, страдающих от многочисленных заболеваний, в том числе ожирения, непрерывно возрастает. Мы оказались в затруднительном положении и вынуждены искать новую «пищевую философию».