Эти слова ударили в самое сердце Арселии и заставили его пуститься вскачь, вырвали из потаенных уголков души тщательно спрятанную тягу к странствиям, свободе, открытиям и чарующую тревогу перед неизвестным.
– Умоляю, не продолжайте, — тихо попросила она. — У меня есть долг: перед страной, сыном, памятью мужа.
— Но сделает ли это вас счастливой? Заполнит ли долгие одинокие вечера? Или минует десять лет — и вы осознаете, что ваша жизнь, положенная на алтарь служения, была лишь одной из многих бессмысленных жертв?
Лорд Анвар встал, подошел к Арселии, внезапно опустился на колени у ее ног, взял ее руку в свою и покорно склонил голову.
— Простите мою дерзость, сиятельная госпожа! Да погубит меня гнев Стихий, да отринут меня духи рода, да падет на мою голову кара людей и всех богов, что обитают под небом, если скажу я хоть слово неправды! Один знак, намек, просьба — и я брошу мир к вашим ногам, стану тем, кто отомкнет двери этой невидимой тюрьмы. Дайте мне шанс, позвольте уберечь от горя, невзгод, тревог, разрешите показать настоящую жизнь, ту, что насытит ваш неукротимый дух радостью открытий, разум — знаниями, а сердце — любовью.
Арселия замерла, пораженная и вместе с тем смущенная до крайности.
— Я отдам за вас жизнь, сиятельная госпожа. Даже без надежды на взаимность, без ожидания награды, лишь ради вашего счастья. Не дерзну требовать от вас ответа сейчас, но умоляю, не отвергайте этот порыв души, оставьте истерзанному болью сердцу право на надежду!
Он поднял голову, и от страсти, отчетливо плещущейся в его глазах, по спине Арселии прокатилась волна дрожи. Легкая ткань, прикрывающая лицо Анвара соскользнула, вновь обнажая шрамы и алые пятна, но это странным образом не оттолкнуло, а укололо смесью жалости и восхищения.
Арселия застыла в нерешительности. Казалось, что любое слово будет сейчас звучать как пощечина, оскорбление тому, что так дерзко и безнадежно рискнул открыть ей сердце. Разве подобная смелость не заслуживает хотя бы уважения?
В повисшей тишине от дверей явственно донеслось возмущенное сопение служанок, один из стражей даже шагнул в комнату, чтобы осадить наглеца, посмевшего прикоснуться к императрице, но Арселия аккуратно высвободила руку, поднялась и, не отрывая взгляда от Анвара, бросила охране:
— Все в порядке. Беспокоиться не о чем, вернитесь на место, — а затем уже молодому аристократу: — Встаньте, прошу вас.
Плечи Анвара поникли. Он с достоинством поднялся и хотел было что-то произнести, но Арселия опередила его:
— Не в моих правилах осуждать за порывистость и искренность, идущие от сердца. Глупо скрывать: вам удалось затронуть чувствительные струны моей души, подарить краткий миг незамутненной радости. На миг я даже поверила, что простое человеческое счастье для меня возможно. И хотела бы отплатить вам тем же, но не имею права. Тешить же ложными надеждами — жестоко. Благодарность, как человека, и покровительство, как императрицы — вот и все, что могу предложить.