– Ну, будь, Толян, – подошел Безухий. – Прости, если что…
– Пока, Стечкин… – Энгельс чуть не плакал. – Звони… Правильный ты мужик…
– Счастливо, братцы! – Чибис сиял. На умирающего он был похож не больше, чем Кястас Лапонис на Дюймовочку.
В этот миг дверь открылась, и великан объявил с порога:
– Болной Энгелс, к главному врачу!
Сева кубарем слетел на пол и полез под кровать.
– Вы куда, болной? – удивился Кястас.
– За чемоданом, – прокряхтел из-под кровати Энгельс. – Вещи собрать.
– Вы пакуете ваш багаж, чтобы выходить из палаты? Всегда?
– Так мне же с вещами, разве нет?
– Сожалею, болной. Главный врач не говорил багаж. Вас ожидают на беседу. А вы, профессор, заканчивали вашу консултацию? Давайте я вывожу вас вместе с болным Энгелс. А вы куда, болной Чибис? Вас никто не пригласил.
– Больной Чибис должен пройти со мной к коллеге Касторскому. Дело не терпит отлагательств.
– Главный врач не ставил меня на известность относително болной Чибис. Он не намеревался…
– А я намереваюсь! Я оформляю перевод больного Чибиса в клинику, соответствующую его состоянию! И ставлю вас в известность! Вы здесь все прямо одичали!
– Не надо кричать на меня, профессор. Я не одичал. Я знаю, что значит «одичал». Когда русские брали Лиетуву…
Разгневанный Кястас, грохоча «гранкой», отпер Сезам и, отбросив обалдевшего охранника, зашагал по направлению к административному флигелю. Кузя, Энгельс и Чибис, вылитая свита Воланда, летели за ним.
…Касторский честно рассказал Буркину, что убитая Раиса Энгельс накануне своей трагической гибели была у него и ходатайствовала о выписке своего брата, в чем он, Касторский, согласно положению о карантине в лечебных учреждениях, ей отказал. Насколько ему известно, Всеволод Энгельс часто общался с убитой по сотовому телефону, мобильную связь карантин не запрещает. Он, Касторский, не исключает, что, бывая в больнице с инспекцией (дважды за последний квартал), убитая общалась с братом лично. Карантин установлен пятнадцать дней тому назад, и до этого контакты с больными были хотя и нежелательны, но допустимы. Больше он, Касторский, по данному делу ничего добавить не может. Поговорить с Энгельсом Всеволодом? Под личную ответственность товарища Буркина. Контакты с больными во время карантина, будем говорить, чреваты распространением инфекции. В отделение пустить товарища Буркина он, Касторский, не может категорически, но пригласить Энгельса сюда, так и быть, готов.
В приемной загремели шаги, и на пороге встал собственно Энгельс Всеволод в сопровождении литовского националиста Лапониса, которому указанный Энгельс был ровно по пояс.