Пока программа свои функции выполняла исправно. Если бы что-то приключилось, Шаман бы его разбудил. Хотя коллега учился на Раване, а потом и вовсе связался с контрабандистами, сейчас они трудились сообща, оставив все возможные выяснения отношений до лучших времен.
Убедившись, что на приборной панели его не ожидает никаких сюрпризов, Пабло, стараясь не шуметь, прошел в ванную. Кристин пока спала, и ее хрупкая фигура в дымке воды и пузырьков воздуха выглядела особенно эфемерной и беззащитной. Даже не верилось, что эта изнеженная красавица пережила все тяготы изнурительного марш-броска, охраняла отряд от докучливых медуз, а потом самоотверженно ухаживала за ранеными, которые сейчас уверенно шли на поправку. А ведь ей самой приходилось в муках добывать из воздуха кислород.
Когда Пабло взломал систему безопасности «Эсперансы», он почти не удивился, обнаружив биометрию Кристин. Вывезти дочь за пределы треугольника мечтал еще Маркус Левенталь, который оснастил ее каюту бассейном, трансформирующимся при надобности в амортизатор. Другое дело, что параметры самого конструктора пришлось заново вносить. Профессор Нарайан не питал по поводу оппонента иллюзий, намереваясь уничтожить его город, присвоив корабль и чертежи. Что же до каюты, то теперь ее полки занимали не только милые женскому сердцу красивые безделушки, но и парадный гардероб принцессы Савитри.
Когда Кристин увидела созданные трудами искусных мастеров роскошные наряды, рядом с которыми платье, покорившее Пабло в «Пульсаре», выглядело едва ли не дешевкой, ее глаза зажглись искренним, почти детским восторгом. Она не могла налюбоваться на богатство золотого шитья, гладила мягкий бархат, пропускала между пальцев невесомые шелк и шифон, восхищалась блеском драгоценных камней. Однако уже несколько минут спустя, разглядев на парадном облачении символы правящей династии Сансары, она поняла, что все это богатство на «Эсперансу» принес вовсе не отец, и отшатнулась, словно ткани загорелись у нее в руках, а жемчужные нити превратились в ядовитых змей.
Чувствуя, как любимую даже в его объятьях колотит крупная дрожь, Пабло лишь бессильно переглядывался с хмурым, словно пульсар, Левенталем, не находя нужных слов.
Как ни странно, выручил Шварценберг.
— Деточка, не откажись надеть, — осклабился он, вынимая из шкафа самое пышное и помпезное платье, отделанное розовым жемчугом. — Порадуй отца и дядю Саава.
— Тем более, носить эти знаки отличия ты можешь по праву, — выйдя из ступора, добавил Левенталь, указывая на парадное облачение махарани.