.
Вспоминая все, что говорилось выше о дегуманизации, я настаиваю на ценности инклюзивного языка. Он критически важен, стоит абсолютно всех приложенных усилий и делает дискуссию корректнее. Мы любим занимать правильную сторону, когда речь идет о крупных политических делах, и не любим уделять внимание ежедневным вопросам, которые могут быть до такой же степени унизительными.
Допустим, вам диагностировали тревожное расстройство, а вашему ребенку – дефицит внимания. Что бы вы почувствовали, услышав, как врач говорит: «Тревожность записана на два часа, потом придет дефицит внимания, и можно расходиться»? Инклюзивный язык предполагает, что вы не тревожное расстройство, вы – человек с тревожным расстройством. Это важно для всех. Никто не хочет быть уравненным с болезнью или любой другой характеристикой.
Но есть одна сложность, я не раз сталкивалась с ней, анализируя результаты исследования. Даже инструменты корректного общения можно использовать для унижения группы людей. С инклюзивным языком происходит то же самое. Я приведу примеры.
Один участник лет тридцати рассказал, как ему пришлось поехать на машине к родителям из Лос-Анджелеса в Ньюпорт-Бич. Все утро в дороге он говорил себе, что хочет быть более вежливым и толерантным к проявлениям своего отца. Ссоры стали для них привычным способом общения, и сын хотел что-то изменить.
К обеду он добрался до пункта назначения. Заводя вежливый разговор на кухне, он спросил отца, что за люди недавно поселились по соседству.
Отец ответил: «Отличные соседи! Мы их приглашали на ужин пару раз и подружились. На следующей неделе пойдем к ним в гости. Они с Востока. Готовят особенные пельмени, которые очень хочет попробовать твоя мама». Сын рассказал, что в этот момент он резко оборвал отца:
«С Востока? Боже, пап, ты серьезно? Это же расизм!»
Отец не успел ничего возразить, а сын продолжал: «Говорить про людей “они с Востока” – это ужасно! Ты хотя бы знаешь, откуда они конкретно? Нет такой страны – Восток. Какой стыд!»
Отец отвернулся. Когда он наконец посмотрел на сына, в его глазах стояли слезы: «Прости, сынок. Я не знаю, чем так разозлил тебя. Все, что я говорю или делаю, недостаточно хорошо для тебя».
Тишина.
Отец добавил: «Я бы остался и послушал, какая я невежливая задница, но мне нужно отвезти соседку, которую я предположительно ненавижу, к врачу – ее мужу прооперировали катаракту. Она не водит машину и утром вызывала такси».
Во время нашего интервью сын сказал, что не знал, что ответить или как поступить, поэтому вышел из кухни, не дожидаясь, пока удалится отец.