– Прописка в паспорте не местная, видимо, квартиру она снимала. Еще идеи?
– А эти… молодняк, должны же они хоть что-то помнить? Есть специальные методики, помню, в одном романе…
Воспоминания Савелия прервало появление Митрича, катящего дребезжащую тележку.
– Митрич! – вскричал капитан, потирая руки. – Ох, и врубим сейчас!
– Это лично от меня! – Митрич поставил на стол бутылку «Hennessy». – Лечитесь, ребята. Коля, что-нибудь уже известно? Кто она? Мамочка, как узнала, что ты придешь, весь телефон оборвала, хочет знать, поймали или нет. Они все на вас очень полагаются.
– Кто? – спросил Савелий.
– Мамочка и ее подружки. Ваши верные поклонницы.
– Митрич, ты гигант! – похвалил капитан. – Отличный коньячок. Кое-что известно, а как же. Свидетелей нет. Работаем. А что говорит мамочка?
– Что это крим дамур, преступление на любовной почве. Он ее ревновал, они поссорились, и он убил. Поэтому в кинотеатре, спонтанно, не мог сдержаться. Она была совсем молоденькая… Мамочка говорит, теперь в раю.
– Как сказал один юморист, жаль, что в рай надо ехать на катафалке, – заметил капитан. – Крим дамур, говоришь? Интересная… – он запнулся.
– …гипотеза, – подсказал Савелий.
– Она самая. Если услышишь еще чего, Митрич, я готов заслушать. Или мамочка. Блины! Настоящие! И твои фирмовые… ммм! Ох, и наберусь сейчас… Все равно жизнь пропащая, один ты, Митрич, как маяк в ночи. Спасибо, что ты есть, Митрич! Чертов декабрь!
– Да ладно вам, ребята, я от всего сердца, вы же знаете, – смутился тот. – Если надо чего, зовите.
Капитан взял пузатую бутылку, заметив, что такое чудо приятно держать в руках и жалко потреблять, разлил, взглянул выжидающе:
– За что пьем?
– За снег!
– За Магистерское!
Они выпили. Капитан впился зубами в бутерброд, застонав от наслаждения.
– Мне пельмени уже поперек горла, – произнес невнятно. – Ирка вчера варила борщ, сожгла кастрюлю, вони на весь дом… Вот так и случаются… крим дамур!
– У нее другие достоинства, – примирительно сказал Федор.
– Какие? – капитан перестал жевать и уставился на приятеля. – Хоть одно?
– Она красивая, – сказал Савелий.
– Ирка? Красивая? Ну, Савелий… Твоя Зося, согласен, интересная женщина, а Ирка… – Он махнул рукой и откусил полбутерброда. – Надо же!
– У нее замечательный характер, – заметил Федор.
– Ага, все пофиг! Она даже борщ сварить не может. Вот скажи, Савелий, твоя Зося умеет варить борщ? – Савелий кивнул. – Вот видишь! А у Ирки все из рук валится, посуда месяц немытая и шмотки по всему дому. А все ящики забиты косметикой. Придешь голодный как волк, а в холодильнике ничего, кроме пельменей, да и то не всегда. А ее орава? С этим придурком Рощиком? Кутюрье, блин! – произнес он с отвращением. – И главное, чуть что, лезут с поцелуйчиками. Тьфу!