– Хорошее начало. Уже чувствую, как проникаюсь.
– Короче, кончай пороть херню, Хайфаэр, – отрезал Ваксмен, поднимаясь. – Вот, как я все вижу. Мы оба в невыгодном положении, потому как нуждаемся в посреднике. У меня есть Пшик, у тебя есть я.
– Пока поддерживаю.
– Проблема заключается в том, что я скоро слягу, и ты окажешься в глубокой жопе.
– Тебе точно надо слечь? Не можешь забить на цикл?
– Ну конечно, я могу забить на цикл, и к весне сяду в коляску. Старику надо удобриться, Хайфаэр, причем скоро. Я и так откладывал ради тебя, и эти кости, знаешь ли, устали.
– И как же скоро?
– Вчера, – ответил Ваксмен. – И годика, думаю, на три.
Верн охнул.
– Три гребаных года? Ты это не просто так говоришь?
– Нет, не просто говорю, – рявкнул Ваксмен. – У меня волосы клоками валятся и кожа с жопы облезает. Хошь посмотреть?
Верн вздохнул.
– День выдался долгим, Вакс. Никаких претензий к твоей жопе, но смотреть я не хочу.
– Значит, берем пацана в дело, – заключил Ваксмен. – Он присматривает за мной, пока я слягу, и берет на себя мои обязанности, которые касаются тебя.
– Вот так просто?
– Ага.
– Человеческий фамильяр?
– Я тебе не фамильяр, Хайфаэр, мы об этом говорили.
– Ага, но человек по твоему тарифу не пройдет.
Ваксмен взвесил его слова.
– Хорошо. Человеческий фамильяр.
– У нас были человеческие фамильяры, в гнездовье. Вспомни, чем кончилось.
Верн помолчал. Это был переломный момент, в его представлении. Тысяча лет – и ничего хорошего с людьми не вышло. Пусть Ваксмен от этого отбрехивается.
Могвай сложил пальцы домиком, и Верн почуял, что на подходе целый спич.
– Верн, в былом лорд Хайфаэр. Чем старше становлюсь, тем больше убеждаюсь, что мы всего-то души. Всего-то души в разных телах. Человеческих, драконьих, могвайских. Собственно, сосуды. Некоторые души мудацкие, другие – нет. Пусть, возможно, кажется, что количество мудаков-человеков стремится к бесконечности, но это только процентное соотношение. И я уверен, что конкретно этот мальчишка – хорошая душа. В грязные дела не лезет. Заботится о матушке. И будет хоть дерьмо лопатой грести отсюда и до обеда, если придется, а придется непременно. Еще ему нравятся годные истории, а ты обожаешь с шиком повествовать.
Верн кивнул, допуская, что и в самом деле любит травить байки, но кивок вышел эдаким рассеянным, будто бы он обмозговывал уже вторую за день ваксменовскую теорию о душах. Может, друг все же размяк больше, чем Верн подозревал. Может, на то указывали все признаки, а Верн-то ни черта не просек.
– А вернись-ка к предыдущему пункту, – попросил дракон, чтобы дать себе маленький перекур. – Тебе серьезно нужна вся эта херня, чтобы вылезти из ямы с улыбкой на роже?