Я побежала за ним. Не лучшее, конечно, время, судя по его настроению, но когда мне еще представится шанс?
— Профессор Бэконатти, профессор Бэконатти! — позвала я его.
Мы уже были на улице перед входом в здание. Он наконец обернулся и посверлил меня суровым взглядом.
— Что, милочка? — недружелюбно откликнулся он.
— Позвольте представиться, я Имма Лимманн, я много раз оставляла вам записки и просила со мной связаться.
— И что? — пожал он плечами. — Я всем всегда нужен. Кто ищет, тот найдет. Нет, вы вот слышали? Он смеет утверждать, что эмпирический, материальный мир, в котором действуют временная и пространственная разорванность и магическая причинность, находится в хаотическом состоянии. Тогда как это же полнейшая чушь, вы согласны?
— Конечно, — горячо заверила я, не поняв ни слова, и еще на всякий случай закивала головой так, что она грозилась отвалиться.
— А почему? Вот ответьте мне, почему?
— Да такого просто не может быть! Что тут думать? — воскликнула я.
— А-а-а, — махнул он рукой. — Что с вами говорить, ничего вы не понимаете. Но ведь слушали его, слушали? И восхищались, наверное?
— Да ни в коем случае! — отнекивалась я. — Я чуть не заснула, так он скучно говорил. Вот ваши дебаты сразу привели меня в чувство. Вы так защищали свою точку зрения, что сразу понятно, вы знаете, о чем говорите. А он — нет, — как могла, подливала я елея.
— Конечно, я знаю о чем говорю! У многих глубоко укоренилось убеждение, что метод философствования, опирающийся на магию, либо не может объяснить происхождение вещей, либо может. И в том, и в другом они, конечно, глубоко ошибаются, ибо нет никаких магических начал, которые могли бы яснее и полнее объяснить сущность материи и всеобщего движения, и никаких, которые с большей настоятельностью требовали бы существования всемогущего двигателя магии.[5]
— Несомненно! Потрясающе. Вы так просто и доходчиво разложили все по полочкам, что даже непонятно, как находятся те, кто с вами спорит. О чем?! Это просто упрямые спорщики, не желающие признать чужую правоту.
— Так-то вот! — проворчал Бэконатти, но уже вполне благожелательно, и бросил на меня одобрительный взгляд.
Окинул с головы до ног и приосанился:
— А вы, мэлл, по какому вопросу меня искали?
— По очень важному для меня. Где хотите поговорить? Прямо здесь или позволите угостить вас чашечкой кофе для поднятия настроения? Хороший кофе — залог удачного дня, как говорит дядюшка Бонборино, а он зря не скажет.
— На чашечку кофе позвольте пригласить вас вечером, милая и хорошо воспитанная мэлл, а сейчас, увы, у меня мало времени — я еще должен выступить перед этими напыщенными идиотами. Которые ведь ни слова не поймут из того, что я им скажу. Ну да такова моя судьба — нести истину в массы. Что-то да отложится.