В дверь постучали.
— Войдите.
Вошел молодой бравый эсэсовский офицер из Травников и щелкнул каблуками, едва сдерживая радость.
— Хайль Гитлер! — выкрикнул он.
— Хайль Гитлер! — ответил Функ. — Слушаю вас, унтерштурмфюрер Манфред Планк.
— Герр оберфюрер! Мы уверены, что обнаружили еще один вход в главный еврейский бункер!
Функ протянул ему карту. Молодой офицер сунул фуражку под левую руку, а правой показал на карте номер 39 на Наливках.
— Вот здесь мы обнаружили трубу, которая ведет вот сюда. Как и туннель на Мурановской площади и на Купецкой, она тоже подходит вот сюда...
— К Милой, 18?
— Возможно, мы обнаружили и вход на самой Милой, 18. На первом этаже этого дома есть очень подозрительная печь, которая отодвигается. Мы не хотели ее трогать да и вообще что-либо предпринимать без ваших личных указаний.
— Можно считать, что обнаружено четыре входа? Неплохо, — Функ радостно потер руки.
Через несколько минут оберфюрер Альфред Функ воодушевлял войска в гетто своим личным присутствием. Под защитой двух отрядов автоматчиков они с блистательным унтерштурмфюрером Планком подошли к тому, что раньше было домом, а теперь стало грудой камней. Манфред Планк показал, где обнаружили канализационную трубу.
— Мы послали туда человека, он спустился на двадцать метров. Там труба переходит в туннель и сворачивает прямо на Милую, 18.
Функ посмотрел на часы. До рассвета еще два с половиной часа.
Штабная машина от Пшебегских ворот отвезла его в гестапо на Сухой. Гюнтер Зауэр был в отвратительном настроении: его пес Фрицци совсем ослеп, жена стала жаловаться в письмах, что дома начались трудности с маслом и мясом. А теперь еще и Функ. Эти эсэсовцы просто невыносимы. Гиммлера, правда, спасает любовь к животным. Бедняга не переносит вида раненой собаки. Он сам ему в этом признался, когда им демонстрировали, как работают газовые камеры в Треблинке. Гиммлер презирал Геринга за его жестокое отношение к животным.
Зауэр погладил Фрицци по голове и посмотрел на Функа своим взглядом доброго дедушки.
— Я хочу видеть троих евреев из бункера, — сказал Функ. — Этого Морица Каца и двух других.
— Зачем?
Мы обнаружили три входа в их знаменитый бункер, так что, возможно, теперь они заговорят.
Зауэр достал из ящика кусочек печенья и дал собаке.
Увидеть их нельзя, — сказал он.
— Почему?
— Они умерли. Мы старались заставить их заговорить. А вчера бросили на растерзание собакам. Вот, вот печенье, Фрицци, ешь, милый.
— Шимон, скорей сюда!
Шимон бросился в темный проход. Алекс отодвинул занавеску в закутке рабби Соломона. Последний оставшийся в гетто доктор склонился над вытянувшимся телом старика. Кожа да кости. Исхудавшие пальцы сжимают свиток Торы.