Мало кто в племени одобрил решение вождя допустить её к испытаниям, что проходили юноши, чтобы стать воинами. Не бывало прежде такого, чтобы женщина ставила себя вровень с мужчинами! Но угрюмый шаман, накинув драгоценную шкуру ягуара-альбиноса, раскурил в жаровне особые травы, и дух его воспарил в иной мир, от заката до заката он вёл беседу с незримым покровителем племени, после чего объявил — быть посему…
Единственная дочь вождя племени с раннего детства перенимала опыт отца, известного силой и мудростью бывалого воина и охотника. И сейчас лес был для неё открытой книгой с множеством чудных историй. Среди шорохов трав и посвиста птиц она безошибочно выделяла шуршание гибкого змеиного тела перед смертоносным броском и последний писк её жертвы. Жалости к несчастной пичуге, нашедшей свой конец в пасти змеи, она не испытывала: все в подлунном мире подчиняется законам Великой матери, и слабый служит сильному пищей, продляя его дни…
Замерев, она закрыла глаза и позволила своему внутреннему чутью слиться с окружающим. Зоркими глазами орла, величаво распростершего могучие крылья над лесом, она заметила юркую мышь, её чутким носиком учуяла дух огромной кошки, притаившейся в развилке ствола огромного дерева… Вернувшись в своё тело, она безошибочно нашла взглядом укрытие ягуара, на которого вела охоту уже второй день. И тот, будто поняв, что обнаружен, шевельнулся. Словно часть тьмы, сгустившейся среди раскидистых ветвей, дрогнула и пришла в движение, текуче перемещаясь ближе к девушке. И тут она поняла, что все это уже было, что дальше последует короткая, жаркая схватка, в которой человеческая воля одержит победу над звериной яростью. Перехватив поудобнее рукоять ножа из небесного металла, что торжественно вручил ей отец перед испытанием, ножа, которому спустя пару мгновений суждено пронзить горячее сердце ягуара, она напряглась перед решающим броском…
Но вдруг тень на стволе дерева странно задрожала, изменив форму — и с дерева с кошачьей грацией спрыгнул юноша с нездешними желтыми глазами. Крадучись, он медленно обходил девушку по кругу, изучая её, его ладони то сжимались в кулаки, то раскрывались, напоминая то, как кошки лениво выпускают когти и тут же втягивают их, играя с беспомощной жертвой бархатными подушечками лап. Она с ужасом поняла, что не может пошевелиться. Напрягшись изо всех сил, так, что жилы на длинной шее зазмеились под красноватой кожей, она сумела лишь на длину голубиного носа сдвинуть острие ножа, крепко зажатого в руке…
— Отчаянная, бесстрашная… Огонь твоей души обжигает… Сильная, очень сильная! — мурлыкающий голос юноши звучал, казалось, прямо у неё в голове, а его лицо оставалось недвижным. Плавно двигаясь, он скользил по кругу, и зрение девушки подводило её, то являя ягуара с человеческим голосом, мягкой поступью обходящего её, то человека, не сводящего с неё пронзительных кошачьих глаз. — Сильный дух — вкусный дух…