Добрался в Прохладный Парфенов на своем не новом, но вполне надежном внедорожнике к вечеру, оставил автомобиль на околице, после чего подошел к сидевшей на лавочке у дома полной брюнетке средних лет, поздоровался, представился и вежливо спросил, как ему пройти к Глафире Алексеевне Коршуновой.
— К бабе Глаше, товарищ капитан, — охотно ответила женщина, — идите прямо, в сторону оврага. Хата ее крайняя, у проселка, да стучите в окно посильней — она почти совсем оглохла.
Хутор находился в десяти километрах от Южнограда, по обе стороны его единственной улицы стояли старые одноэтажные строения с огородами, попадались и недавно построенные здания, кирпичные, с шифером на крышах, окруженные железными заборами с глухими воротами. Дом возле глубокого оврага выглядел очень старым, словно иллюстрация к «Вечерам на хуторе близ Диканьки». Парфенов подумал, что Щукину следовало бы забрать свою бабушку в город, но он этого до сих пор не сделал. Глафира Алексеевна действительно открыла на стук в окно не сразу, долго разглядывала подслеповатыми глазами служебное удостоверение Олега, потом спросила осипшим голосом:
— Что нужно, начальник, старая я, слышу плохо, говорю тихо, вижу с трудом — скоро мне на погост, отжила-то, чай, свое, какой тебе от меня толк?
Сколько ей было лет — девяносто, сто? Но на покрытом морщинами пожелтевшем лице выделялись глаза — черные, блестящие, смотрящие с недоверием и злобой. Глаза энергичной молодой женщины, а не древней старухи.
Парфенов ответил с простодушной улыбкой:
— Да я по поводу внука вашего, баба Глаша.
Хозяйка зло зыркнула на капитана:
— Насчет Эдьки сказать мне нечего, баламут да алкаш, и только. Мать его Евдокия, дочка моя, много из-за Эдьки слез пролила, он ее раньше времени в могилу свел. Да и папаша евоный, Гарик Щукин, не лучше был. Так-то, начальник, а теперь прощевай, устала я за день, пора на боковую.
— Когда вы, уважаемая Глафира Алексеевна, последний раз видели гражданина Эдуарда Игоревича Щукина? — невозмутимо и подчеркнуто вежливо спросил Парфенов.
— Не помню, — пробормотала Коршунова, — кажись, прошлой осенью приезжал, сказал — проведать, дескать, захотел. Накопал у меня на огороде ведро картошки, взял вяленого леща — да и смылся к себе в город. Все, начальник, пошла я спать.
— Постойте, пожалуйста, а чем ваш внук сейчас занимается?
— Да на подхвате все — где мебель поможет подвезти и разгрузить, где кирпич или черепицу. Лодырь он, непутевый, да и жена у Эдьки такая же. Если натворил чего — я не в ответе, дел с ним никаких никогда не вела.