Но сороки нигде не было видно.
«Ну, ничего, я и сам выпутаюсь из беды», — подумал Нильс.
На одном дереве Нильс увидел лесного голубя и голубку. Голубь надулся, распушил перья и громко переливчато ворковал. А голубка, склонив голову набок, слушала его и от удовольствия покачивалась из стороны в сторону.
— Ты самая красивая, самая красивая, самая красивая! Нет никого тебя красивее, тебя красивее, тебя красивее! Ни у кого нет таких пёрышек, таких пёрышек, таких пёрышек !
— Не верь ему! Не верь ему! — прокричал сверху Нильс.
Голубка так удивилась, что даже перестала раскачиваться, а у голубя от возмущения забулькало в горле.
— Кто, кто, кто… кто смеет так говорить, так говорить? — забормотал он оглядываясь.
— Похищенный вóронами! — крикнул Нильс. — Скажите Акке…
Но сейчас же он увидел перед самым своим носом острый клюв Фумле-Друмле.
— Вер-р-реги свои глаза! — каркнул вóрон.
По всему было видно, что Фумле-Друмле готов исполнить угрозу, и Нильс поторопился с головой уйти в ворот собственной рубашки.
Когда он выглянул снова, старый лес был уже позади.
Они летели над молоденькой берёзовой рощицей. Почки на ветках уже начали лопаться, и деревья стояли, точно в зелёном пуху.
Весёлый дрозд кружился над берёзками, то взлетал вверх, то камнем падал вниз и без умолку щебетал:
— Ах, как хорошо! Ах, как хорошо! Ах, как хорошо!..
И, передохнув немного, начинал эту песенку сначала, потому что никакой другой он не знал.
— Ах, как хорошо! Как хорошо! Как хорошо!
— Ну, это кому как! Кому хорошо, а кому и не очень! — крикнул Нильс.
Дрозд высоко задрал голову и с удивлением прокричал:
— Кто это тут недоволен?
— Вороний пленник! Вороний пленник!
На этот раз увернуться от вóрона Нильсу не удалось. Фумле-Друмле налетел на него и твёрдым, острым клювом стукнул прямо в лоб. Удар был такой сильный, что Нильс, как маятник, закачался, — вправо-влево, вправо-влево, — и рубашка его угрожающе затрещала.
Всякого другого такой удар навсегда бы отучил перечить вóронам, но Нильса не так-то легко было запугать.
Пролетая над деревней, он увидел скворечник, примостившийся на высокой берёзе. Около скворечника сидели скворец и скворчиха и весело пели:
— У нас четыре яичка! У нас четыре хорошеньких яичка! У нас будет четыре умных, красивых птенчика!
— Их утащат вóроны, так же, как меня! — закричал Нильс, пролетая над ними.
— Кто это кричит? Кого утащили вóроны? — засуетились скворец и скворчиха и на всякий случай спрятались в свой домик.
— Меня утащили! Меня, Нильса Хольгерсона! Скажите это Акке Кнебекайзе! — прокричал несчастный вороний пленник и весь съёжился, готовясь к расплате за свою смелость.