Спуск происходил почти в полной темноте. Тусклое красное свечение в дальнем конце исходило, должно быть, от углей в камине; неясный, едва заметный свет падал вниз от лампы на лестничной площадке. Аллейн перед тем положил в карман приготовленный Трой фонарик и теперь воспользовался им. Его свет прыгал по ступенькам перед ними.
— Вот он, ваш камин, — сказал он. — А теперь, я полагаю, надо принести жертву.
Он повел Руперта в дальнюю часть холла к двустворчатой двери, которая вела в музыкальный салон. Войдя, он закрыл двери и включил настенные светильники. Они стояли и, моргая, смотрели на валяющиеся всюду программки, на пустое полотнище занавеса на сцене, на рояль, стулья для музыкантов и пюпитры для нот с исписанными от руки листами на них. Интересно, сколько времени Руперту понадобилось, чтобы их написать, подумал Аллейн. На рояле лежала полная нотная запись оперы. На обложке старательной рукой было выведено название: «Чужестранка», Руперт Бартоломью. И ниже: «Посвящается Изабелле Соммите».
— Ничего, — сказал Аллейн. — Это было только начало. Латтьенцо считает, что у вас будут получаться вещи и получше.
— Он так сказал?
— Именно так.
— Наверное, это про дуэт. Он и правда говорил что-то про дуэт, — признал Руперт.
— Да, именно дуэт.
— Я его переписал.
— Он так и сказал. И переписали весьма успешно.
— Все равно, — после паузы тихо сказал Руперт, — я ее сожгу.
— Уверены?
— Абсолютно. Я схожу за кулисы. Там есть запасной экземпляр. Я быстро.
— Подождите, я вам посвечу.
— Нет! Не беспокойтесь, пожалуйста. Я знаю, где выключатель.
Он направился к двери в дальней стене, споткнулся о пюпитр и упал. Пока он с трудом поднимался на ноги, Аллейн пробежал через авансцену и проскользнул за занавес. Он пересек переднюю часть сцены и вышел через заднюю дверь в коридор, который шел параллельно сцене, и в котором было четыре двери.
Руперт его опередил. Свет в коридоре был включен, а дверь с прикрепленной на ней серебряной звездой была открыта. Из комнаты доносился густой запах косметики.
Аллейн добежал до двери. Руперт был в комнате и с опозданием пытался запихнуть в карман какой-то конверт.
Зрелище было в высшей степени театральное. Он выглядел словно ранняя иллюстрация к рассказу о Шерлоке Холмсе: юный преступник, застигнутый на месте преступления с уличающим его документом.
Он выпрямился, рассмеялся тихим ужасным смехом и засунул конверт в карман.
— Это не очень-то похоже на запасной экземпляр оперы, — заметил Аллейн.
— Это открытка с пожеланиями удачи, которую я для нее оставил. Я… сидеть там было так ужасно. Среди всех остальных.