Так почему она не была скучной? Почему она скорее волновала, чем подавляла?
— Не знаю, — сказал Перегрин жене. — Нет, вообще-то знаю. Это потому, что она так чудесно написана. Все очень просто. Дело в атмосфере, которую она создает.
— А когда ты ставил ее в прошлом, ты относился к ней точно так же?
— Думаю, да. Но это было не так выражено. Сейчас, конечно, у меня гораздо более удачно подобраны актеры. Слышала бы ты Саймона в английской сцене, Эмили. Как он говорит: «Жену мою?..»[106] А когда Малькольм предлагает свой банальный и глупый совет, Саймон смотрит на Росса и говорит: «Бездетен он!»
— Знаю.
— Приходи как-нибудь на днях на репетицию, увидишь.
— Правда?
— Да, приходи. В конце следующей недели.
— Ладно. А что с суевериями? Нина Гэйторн хорошо себя ведет?
— По крайней мере, пытается. Готов поспорить, что она тайком принимает всяческие меры предосторожности, но пока она не говорит об этом… Баррабелл — он играет Банко — кормит ее всякими историями, я совершенно в этом уверен. Я поймал его за этим занятием на прошлой неделе. В старый навес у реки на прошлой неделе попала молния.
— Да что ты! Ты ничего мне об этом не говорил.
— Разве? Наверное, я наложил мысленный запрет на все, что выглядит как дурная примета, и не снимаю его даже ради тебя. Я мило поговорил с Баррабеллом и ужасно напугал старушку Нину.
— А о чем они говорили?
— Он рассказывал о том, как одна из ведьм, Блонди, устроила сцену из-за того, что нервничала во время грозы. Знаешь, на некоторых людей и правда действует это… электричество. Они всегда извиняются и говорят, что ничего не могут с этим поделать.
— С Блонди все в порядке?
— Она совершенно успокоилась, как только молнии прекратились.
— Какая неудача.
— Что?
— Что случилась гроза.
— Ты ведь не…
— Нет, я-то не верю во всю эту чушь. Конечно, не верю. Я просто подумала, как неудачно вышло в отношении тех, кто верит.
— Эти олухи вполне нормально все перенесли. Молния ведь ударила не в театр. Но даже если бы это случилось, никто бы ничего не почувствовал, потому что в здании есть громоотвод.
— Да.
Помолчав, Эмили спросила:
— А как мальчик?
— Уильям Смит? Прекрасно. Он хорошо играет. Интересно, что будет с ним, когда он подрастет. Возможно, он бросит театр, но я надеюсь, что он продолжит играть. Он играет две роли.
— Окровавленного ребенка?
— И ребенка в короне. Они ведь суть одно. Слышала бы ты, как он стенает: «Не раньше может быть Макбет сражен, чем двинется на Дунсинанский склон Бирнамский лес»[107].
— Ну и ну!
— Да, моя девочка. Именно так.
— А как ты работаешь над этой сценой с призраками?