Новое японское кино. В споре с классикой экрана (Катасонова) - страница 120

. Взять, к примеру, проливной дождь как образ потока гнева и в то же время священной воды, впервые созданный Куросава в его фильме «Расёмон», и т. д. Правда, дочь самого великого режиссера, работавшая у Китано костюмером, утверждала, что боевые сцены в «Затойчи» совсем другие, нежели в фильмах ее отца87.

Многие специалисты также уверенно утверждали, что «„Затойчи“ – никакой не самурайский боевик. Китано сделал картину про свою любимую обожаемую якудза, просто поместил действие в воображаемый ХIХ в. – в такой, каким он представляется в массовой культуре»88. И действительно, эта лента производит впечатление того, будто Китано вновь задумал сделать боевик про якудза, но поместил действие в воображаемый ХIХ в., и даже придал ему черты вестерна. А для этого он по обыкновению вольно и смело обошелся с известным сюжетом, наполнив его умеренной долей комедийности и иронии. Образу же самого героя мастер придал эксцентричные черты, контрастирующие с традиционными представлениями о нем.

А еще режиссер, как всегда, не мыслит свое создание без брызг компьютерной крови, без жестких разборок двух мафиозных кланов и бранных словечек. И, тем не менее, этот фильм, несмотря на свою похожесть на гангстерское кино, открыл новую страницу в творчестве Китано. Режиссер, до сих пор снимавший фильмы только про современность, впервые обратился к историческому сюжету. Это была еще одна его большая творческая победа и, как оказалось, чуть ли не последняя на сегодняшний день.

После «Фейерверка» уже ничего не нарушало душевного равновесия мастера: ни отсутствие призов в Каннах, где «Кикудзиро» был фаворитом публики, ни отсутствие призов в Венеции для «Кукол», ни почетной награды за лучшую режиссуру, которую в той же Венеции дали «Затойчи». «Последний комплекс Китано преодолен именно этим фильмом: он стал кассовым в Японии, навсегда похоронив былую уверенность соотечественников режиссера в том, что он не способен угодить широкой публике», – пишет киновед А. Долин89.

Творческие неудачи режиссера стали особенно очевидны в ХХI в., когда кризис в японском кино, казалось бы, миновал. На фоне новых ярких кинематографических имен Китано стал проигрывать многим другим режиссерам, и это заметили даже на Западе. Взять хотя бы его трилогию 2005—2008 г. – фильмы «Такэшис» («Такеshis’», 2005), «Ахиллес и черепаха» («Акирэсу то камэ», 2006), «Бандзай, режиссер» («Кантоку, Бандзай», 2007), выход которых на экраны, как всегда, предвосхищала мощная реклама. В них режиссер вновь попытался уйти от своего привычного криминального жанра. И с позиции своего уже зрелого возраста и большого кинематографического опыта он впервые позволил себе поразмышлять вместе со зрителями о проблемах славы и творчества, поделиться своими сокровенными мыслями, сомнениями. Не зря одна из лент названа «Такэшис» – именем режиссера во множественном числе: он как бы смотрит на себя глазами разных людей, по-разному оценивающих его. Может быть, поэтому некоторые увидели в этой работе много общего с легендарной картиной Фредерико Феллини «Восемь c половиной», в которой подробно переданы все сложности и восторги творческого процесса режиссера: кризис, поиск, игра воображения, тупики, неразрывный поток субъективного и объективного и т. д. Но зритель не понял этих интеллектуальных изысков, и интересного захватывающего разговора не получилось. Так что Китано вновь вынужден был вернуться «на круги своя» – к жанру